Две строки до востребования

— Вот и об этом скажете. Да что вас учить, однажды слышала, как на сессии исполкома выступали, — искренне, просто. Факты приводили интересные.

— Фактов хоть отбавляй…

Еще кое-что уточнили по его выступлению. Все вроде обсудили. Аркадий Федорович уже разгладил на колене берет, но… Лариса Васильевна будто медлила, не собиралась прощаться. И Киселев, ощущая прежнее беспокойство, словно бы между прочим, опросил:

— Ну, а как мой отпрыск тут? Не ходит на голове?

Лариса Васильевна подняла на него вопросительный взгляд.

— Костя вам вчера, не рассказывал?

— О чем? — испугался Аркадий Федорович.

— Вчера произошел не совсем приятный случай.

— Ничего не знаю, — обреченно сказал Киселев.

— Вот как… — удивилась Лариса Васильевна. — Я думала: он скажет…

Бедный серый берет! Слушая рассказ Ларисы Васильевны, Киселев и мял берет, и оставлял на минуту в покое, и снова его большие руки, казалось, испытывают на прочность нехитрый головной убор.

— В сравнении, с нашим временем сегодняшние дети на многое смотрят иначе, стали независимее, смелее, раскованнее. Но где-то должен быть предел этой раскованности?.. Выждать час, когда в школе никого не будет, войти в кабинет… Аркадий Федорович, вы достаточно знаете жизнь, вы можете это объяснить? Я хочу понять…

Объяснить Киселев не мог. Сидел как пришибленный. Наконец вздохнул, будто пудовый камень на груди приподнял:

— Ищи причину в себе. Дети — зеркало нас самих. Не занимаюсь я сыном, Лариса Васильевна. Самоустранился.

— Это уж вы на себя наговариваете. Не верю, — сказала Лариса Васильевна.

— И мне бы не хотелось верить. Да видите — факты… Все дела, заботы. Все надо. А первой заботой, оказывается, должны быть дети.

— С этим не могу не согласиться, — задумчиво проговорила Лариса Васильевна. — Ученые проводили широкое анкетирование подростков. Результат неожиданный: большинство ребят склонны считать, что родители их не понимают. Папы и мамы хорошо их кормят, одевают, балуют, а вот по-настоящему интересоваться их внутренней жизнью не желают.

— Значит, это и про меня, — снова вздохнул Киселев. — Проглядел сына.

— Так-то уж убиваться не надо, Аркадий Федорович. Сын у вас хороший, справедливый. С оценками, правда, немного сплоховал, но это, я думаю, временно. Классный руководитель второй месяц у них болеет. Трудная обстановка в классе. А так Костя парень неплохой. Если же о вчерашней истории говорить, то тут еще сильное влияние со стороны. Наш знаменитый Швырев. Подозреваю: он и заводила всему. Вот это действительно запущенный парнишка. Трудный. Хотя географ Василий Васильевич доволен им. Там беда еще и другая — с матерью разлад.

— Похоже на то, — подтвердил Киселев. — Я, знаете, даже собираюсь сходить к ней. По-соседски.

— Возможно, это было бы кстати. Попробуйте.

— А еще собираюсь на завод сына с этим Гринькой сводить.

— Совсем чудесно! Аркадий Федорович, у вас же прекрасная программа!

Разговор их оборвал громкий школьный звонок.

— Спасибо за добрые слова, Лариса Васильевна! — Киселев поднялся. — Не стану задерживать. Звонок дали — перемена. Я ведь и сам в этой школе десять лет проучился. Родная, можно сказать, школа. Еще раз спасибо! А выступить — по первому вашему звонку приду.

Очутившись в шумном коридоре, Аркадий Федорович машинально надел берет, но тут же снял, усмехнулся: неистребимая ученическая привычка сработала… А вот и та самая классная комната, в которой когда-то еще учеником второго или третьего класса сидел он, самый низкорослый, за первой партой у окна. Аркадий Федорович заглянул в распахнутую дверь класса. Не та уже парта. И в окно не тот уже вид — деревья разрослись… Мальчишки с любопытством разглядывали незнакомого высокого мужчину.

— А вам кого, дяденька, надо? — спросил шустрый крепыш с красными ушами.

— Именинник? — подмигнул ему Киселев. — За уши тянули?

— Проиграл он! — засмеялся веснушчатый мальчишка в очках. — Митька только семь городов на букву «К» сказал. А надо — десять.

Какие города назвал крепыш Митька, Аркадий Федорович уже не слышал — навстречу по коридору шел Василий Васильевич Максимов. Тот же самый Максимов — небольшого роста, чуть сутулый, Киселев узнал бы его хоть из целого миллиона. Только вот будто пониже стал Василий Васильевич, и седина густо припудрила голову.

И у Максимова память была отменная. Лет десять не виделись, а тотчас признал в Киселеве одного из своих любимых учеников. Обнялись, долго жали друг другу руки. Но всласть поговорить не удалось — звонок позвал географа к семиклассникам. Все же успел по-стариковски посетовать на годы.

— Видишь, Аркаша, погрузнел я, сердчишко пошаливает. Валидол ношу в кармане. Так что в походы дальние ребятишек уже три года не вожу. А то, бывало, каждый год, как лето — в поход. Да ты ведь помнишь.

— Как же, Василий Васильевич, в восьмом классе по Прибалтике ездил с вами, в девятом — на озеро Селигер…

Не довелось больше поговорить — звонок помешал.

Утренний визит

Не напрасно Лариса Васильевна предупреждала, что в разговоре с матерью Швырева надо быть осторожным.