Две судьбы. Люся, Люда… Часть 1

И вот он уже сильнее обнимает, страстнее целует, с жадностью обследует её тело… И она его тоже… У них первое настоящее свидание в постели, сексуальное знакомство, так сказать. И уже, обласкав, облизав и обцеловав свою Люську с головы до ног, морской доктор сделал её женщиной, больно, получив в отместку пару синяков от впившихся в его плечи ноготочков. И зажав ей рот, целовал так, как будто хотел забрать её боль, проглотить, впитать в себя, вылизывая языком все уголочки чувственного рта девушки. И ей правда стало легче, боль улеглась, вернулось желание и самой целовать, нежно, чуть-чуть прикасаясь.

– Прости, Люська. Я очень старался. Но это физиология, тут ничего не попишешь. Зато всё уже позади, осталось только наслаждение и радость обоюдного секса. Всё будет хорошо, девочка моя любимая. – И опять ласкать, обнимать, целовать, пока не заснула.

А сам Володя Алёшкин ещё толком не верил, что Люся теперь его, только его. А не этого Плутона от космоса, с которым она так не по-детски целовалась там, на озере. Он видел их, но никогда никому об этом не расскажет.

Расписались в августе. Люся так и не помирилась с родителями Володи, вернее, они сами не пришли к ним, не захотели поздравить. Он, конечно, переживал, но вида не показывал. Римма Ивановна прикатила, но и тут не получилось с теплотой отношений. Люську перевели в Ленинградский институт, ей оставался последний курс, но жить к тётке она не пошла. Проводив Алёшкина в первый в его жизни поход, она занялась учёбой, новыми проектами и идеями. И скучала, реально скучала по Владимиру Алексеевичу Алёшкину, её мужу… В съёмной квартирке, где она, по сути, только ночевала, на стенах висели их свадебные фотографии, просто фото и отличный портрет Володи с выглядывающей из-за его спины Люсей, сделанный на второй день свадьбы. Она и вставала с ним, и ложилась спать, и ела и зубы чистила, рассказывала новости, советовалась. В октябре позвонила Римма Ивановна, телефон ей дал Володя, на всякий случай. Зачем? Какой случай? Не став выяснять, она прослушала информацию о рождении мальчика, которому дали имя Вова и записали Алёшкиным.

– От меня что надо?– Спросила не очень уважительно.

– Ничего, ровным счётом ничего. Может, ты переедешь ко мне? Тебе отсюда и ближе, и комфортнее. Да и мне не будет так скучно.

– Спасибо, но родители Володи будут не в восторге, оно вам надо?

– Но мне хочется помочь вам, ведь Володенька для меня больше, чем сын, он – единственная родная душа, мы с ним всю жизнь очень дружили. Неужели ты хочешь встать между нами? Рассорить нас.

– А вы, Римма Ивановна, ничего не перепутали? Смею напомнить, что меня выставили из вашего дома. Вы полагаете, что комфорт и более близкое расположение института смогут заставить меня забыть об этом? Я с радостью помогу вам, если моё участие понадобится, но жить у вас не буду. Уж простите.

Как накаркала. Люся ждала своего моряка, считая уже не дни, а часы. Он вот-вот должен был появиться, не разрешив ей встретить его в Североморске. Что-то у них там пошло не так. Звонок прозвенел, сердце забилось, чашка вылетела из рук, но не разбилась. Господи, приехал. Но на пороге стояла Римма Ивановна. Люська похолодела, вся кровь слилась в одно место, в пятки, лицо побледнело, руки и ноги завибрировали.

– Что? – Только и выдавила она.

– Всё хорошо, не беспокойся. Я за тобой. И, пожалуйста, не спрашивай у меня ничего, они тебе сами всё расскажут.

– Да что расскажут? Кто они? – И, схватив телефон, стала звонить мужу.

– Люся, со мной всё хорошо, я две минуты, как приехал. Просто приезжай, по телефону такие вещи не обсуждаются.

Ну что делать? Поехала.

В доме тётки было столпотворение. В кресле сидел мужчина в строгом костюме с портфельчиком на коленях. На диване расположились родители Володи и пожилая пара, ухоженная, презентабельная, как стали говорить, а в проёме спальни возвышалась дивчина. И все они воззрились на Люсю недобрым взглядом. Вот так сюрприз. И что? А где же её благоверный? Она поздоровалась и прошла на кухню, понимая, что ничего не понимает. Римма Ивановна за ней.

– Он в ванной. С дороги.

– Я так понимаю, что не достойна вашего внимания и сочувствия. Но, уж, если пригласили, поите кофе.

На кухню вошла высокая швабра и хозяйскими жестами стала вытаскивать чашки, блюдца, ложки. Она всем видом показывала, что Люся здесь никто. Да никто и не претендовал. Влетел Алёшкин, у его жены подкосились ноги, и она, наконец, присела. Свежий после душа, глаза блестят, губы яркие, такие желанные, да ещё и без майки… Что они тут делают? Они где должны сейчас находиться?

– Люська, родная моя! – Алёшкин, никого не стесняясь, схватил свою жену и закружил, хорошо, что кухня была не маленькая. – Я думал, не доживу, честное слово.

Он докружил её до спальни тётки, закрыл дверь и стал целовать так неистово, так страстно, что у Люськи сразу поехала крыша. Но…

– Володя, милый мой, неудобно же. Там люди…

– Я их не звал, и Римма тоже. Посидят. – И опять, уже снимая свитерок, поднял ей руки, отодвинул чашечку бюстгальтера и впился в грудь, как проголодавшийся зверь.