Две византийские хроники Х века

Упомянутый мною Симеон, который был на голову выше всех, ответил: «Я один беру на себя это поручительство, ибо хорошо знаю и человеколюбие нашего императора, и то, что он без колебаний освободит ради этих людей столько же находящихся у него в плену агарян, сколько здесь окажется Фессалоникийцев. Я самолично доставлю агарян в Тарс, чтобы условия поручительства опять выполнялись в моем присутствии и чтобы ты не имел оснований за что-нибудь пенять мне, когда все будет выполнено. Пусть только эти люди будут освобождены, чтобы общими усилиями предать погребению тела погибших, которые разбросаны по всему городу и самый воздух побуждают к сочувствию».

Выслушав это, низкий Лев заставил Симеона дать письменное, скрепленное клятвой поручительство и приказал затем освободить пленников, которые не попали на корабли[596].

64. После того как к удовлетворению Льва этот план увенчался успехом, он замыслил нечто новое, не уступающее прежнему в коварстве: велел поджечь весь город, чтобы и из этого поступка тоже извлечь выгоду. Он ведь был уверен, что люди, выкупавшие пленников, никоим образом не допустят до этого и скорее предпочтут сами сгореть, чем перенесут хотя бы угрозу пожара для Фессалоники.

И действительно, не успели еще варвары донести пламя до центра города (горели только расположенные вблизи моря дома), как горожане уже решили уплатить выкуп.

Вскоре во все концы было разослано новое распоряжение: остановить пожар, так что и этот замысел осуществился к выгоде Льва. Горожане, не располагая нужным количеством денег, вместе с Симеоном пообещали варварам те два таланта, которые забитый насмерть евнух послал в Стримон. Фессалоникийцы быстро достали деньги (к тайнику, где они хранились, были посланы скороходы) и, отсчитав варварам, таким образом спасли город от пожара.

65. К тому времени, когда и эта хитрость принесла плоды и не осталось больше ничего, что не стало бы для алчных глаз варваров предлогом к вымогательству, они не могли дольше задерживаться в Фессалонике, памятуя об опасностях, с которыми сталкиваются те, кто в такую пору пускается в путь; и вот в полдень на десятый день после захвата города мы покинули гавань и поплыли к уже названным Римским воротам, чтобы там провести остаток дня. Нас было пятеро, как и в день пленения, и мы находились на одном из кораблей предводителя египетского флота. Отец через переводчика (так как сам предводитель не понимал нашего языка), попросил его дать приказ, чтобы привели наших рассеянных повсюду родственников; это осуществилось бы, если бы бесчисленные несчастия и нерадивые слуги не оказались помехой и тут: подчиненные этого предводителя привели к нам только мою мать и одного из братьев, который не был с нами, когда мы сдались в плен, а вскоре также жену брата; мою же супругу с тремя детьми, младшую сестру и многочисленных других родственников не то не пожелали разыскивать, не то, разыскав, не захотели привести к нам. Они были затеряны в толпе и горько оплакивали разлуку с нами. Однако, как всегда бывает в несчастиях, мы перенесли и расставание друг с другом, хотя наше горе и превосходило самые тяжелые испытания.

66. Еще перед тем как отправиться в путь, варвары сковали нам ноги колодками и, словно кули, одного за другим бросили на корабли, не давая даже воздухом дышать вволю и вынуждая постоянно задыхаться. Мы были посажены так тесно друг к другу, что наша толпа походила на единое тело, неспособное разделиться и разорвать свою нерасторжимую связь. Когда солнце стало приближаться к закату и дневной свет сменился вечерней темнотой, варвары затянули победную песнь, стали ударять в кимвалы и тимпаны, прорезая мрак взмахами своих сверкающих мечей, и с наступлением ночи под громкие и нестройные клики подняли якоря и отчалили от берега. Слышно было, как все мы тихо оплакивали отчизну, и каждый в глубине души возносил всевышнему мольбу, чтобы, изведав горести, какие господь пожелает послать нам в назидание, он позволил вновь возвратиться на вскормившую нас-землю, не покинул и не лишил надежды на избавление от печалей.

67. Уже на рассвете нас стали одолевать многие тяготы: голод, жажда, ломота в теле вследствие тесноты (ведь на одном только корабле, на котором плыли мы, было восемьсот пленных, не считая двухсот варваров); к этому присоединялся жалобный плач малых детей, которые не в силах были вынести сразу столько лишений, ничего, кроме преждевременной гибели, им не суливших.

Самыми мучительными были для всех, однако, потребности желудка, с которыми ничего нельзя было поделать, так как природа настойчиво требовала своего. Многие считали это постыдным, но, не в силах воздерживаться, подвергали себя постоянным мучениям.

Когда занялся день, мы миновали Эквол[597] и поздним вечером причалили к Волвону[598]; мы тут увидели скачущих нам навстречу всадников; они уже были в Фессалонике и теперь хотели выкупить нескольких женщин. Варвары сразу же сняли их с кораблей и выдали всадникам за большие деньги.