Две войны (СИ)

Потом Алекс задул лампу и залез в постель. Простыни были теплыми и мокрыми от пота, но его, кажется, это ничуть не волновало. Они лежали в темноте молча, слушая дыхание друг друга и ветер налетал из-за тысячи миль, колотился в стены старого замка, дребезжал в стеклах, и что-то большое свивалось, скручивалось у Калверли внутри. От этого перехватывало дыхание, и кровь начинала стучать в голове так гулко, будто его голова была пещерой, темной и огромной, как темнота за окном. Он не знал названия тому, что росло у него внутри. А может быть, этому и нет названия.

========== Глава 9 ==========

Nights in white satin, never reaching the end,

Letters I’ve written, never meaning to send.

Beauty I’ve always missed, with these eyes before.

Just what the truth is, I can’t say anymore.

(The Moody Blues)

Джастин был как лунатик, проснувшийся на самом краю крыши. Пробил уже одиннадцатый час. Он чувствовал себя полностью отдохнувшим, почти здоровым. О болезни напоминало легкое жжение в горле и металлический привкус во рту, видимо, лечение уже начало действовать. Джастин повернулся на бок и увидел, лежащего на кровати Алекса: на том же месте, на тех же смятых одеялах, со сложенными на груди руками и бледным ясным лицом.

Воспоминания минувшей ночи всплыли в голове, и то, что когда-то казалось ему мерзким и низким стало милее всего; он схватил жадным сердцем неведомо полные для него ощущения, подогретые невероятно острым восприятием своей порочности, слабости и легкомыслия. Были в этом, и жуть неистовой силы и духовная нагота, которые, каким-то, невыразимым образом, возродили его к жизни. Это было терпкое чувство, одно из тех, что одинаково непристойно и мужественно умеют сосуществовать внутри человека. Как мог он уклоняться от натиска этого распутника, опасного тем, что незаурядный ум его и искусство обольщения соединялись в нем с большой физической силой и в высшей степени развращенным нравом; он завораживал Джастина, вынуждал терять рассудок, превращал здравый смысл его в фантасмагорическую больную потребность.

Он разглядывал спящего, похоже, впервые четко задавшись вопросом, кто же, этот капитан Александр Эллингтон, на самом деле? Некто, несомненно, образованный и повидавший свет. Человек светский, занятый только собой, постоянно жаждущий всех благ жизни, - это легко было вычислить человеку зрячему. Так Джастин видел, что в баре офицера находит свое место только дорогой и изысканный алкоголь, а шикарное убранство комнаты создавало вполне целостную картину.

Являясь эгоистом по необходимости, Эллингтон не стремится приобретать добродетели, которые должны нравиться другим, - это очевидно вытекало из его поведения; такой человек как Александр, вряд ли бы пошел у кого-то на поводу, Калверли это осознавал, но в действительности Алекс оставался для него поистине великой загадкой. Джастин не знал, сколько времени он всматривался в его лицо, вдруг начиная с удивлением замечать, что правильные черты его были превосходны, да, его можно было назвать красивым мужчиной. Но красота его была непонятна для Джастина, дикая, едва осознаваемая, строгая, холодная и пагубная, - она резала ему глаза, как расплавленное на коже солнце. Никогда в таком свете он не смотрел на мужчину, никогда не чувствовал как встаёт член при виде крепких мускулов, жёстких волос, тяжёлого и удушливого запаха пота, даже его вкус, такой обжигающе мужской, заставлял кровь волнами опускаться в пах. Алекс уже успел проснуться. Голова его оставалась неподвижной, но зеленые глаза повернулись в сторону Джастина – так туго и медленно, что он почти удивился, почему не слышит скрипа в глазницах.

- Доброе утро, - сказал лейтенант, не найдя ничего более подходящего.

Алекс, осторожно приоткрыл рот, оттуда высунулся кончик языка и медленно пополз по сухим губам, оставляя влажный след. Затем он слабо улыбнулся, словно пробуя, не лопнет ли кожа на лице. И поскольку она не лопнула, прошептал:

- Кажется, я вчера напился, да? – его взгляд был вопрошающий и очень усталый, под глазами залегли серые тени.

- Если судить с твоих слов, о том, что ты ушел в запой на четыре дня, то сегодня уже десятое декабря.

- Будь оно все проклято.

Он повернул свое тело на мягких перинах, как бы желая опять заснуть надолго - числа до двенадцатого, - крепко обнял подушку и прижался к ней щекой; но вдруг вздохнул и быстро выпрямился, раскрыв заспанные глаза.

- Прости, Джастин. – Сказал он, быстрым, едва дрожащим голосом, стараясь скрыть свои растерянность и стыд.

Калверли слышал тяжелое дыхание, и от одного взгляда на него пронзительно щемило сердце; Джастин порывался что-то сказать, но, вместо утешительных слов, вырвалось нечто иное:

- Почему ты делаешь это с мужчинами?

Джастин не знал точно, почему вдруг его одолело такое любопытство. Частью из-за того, что интересного вокруг попадалось мало, из-за надоевшей рутины; частью - видимо, большей, - по собственной уверенности, что он имеет полное право на этот вопрос.

Алекс дотронулся до его голого плеча, тот медленно отвел его руку, но не отпустил, продолжив: