Две жизни Лидии Бёрд

На нем, как обычно, рождественский джемпер. Они с Фредди вечно старались превзойти друг друга с этими джемперами, каждый год покупая что-то еще более кричащее. Дэвид не собирался сегодня надевать его. Элли сообщила мне об этом неделю или две назад, умоляя помочь ей исправить положение. Я тут же пошла покупать джемпер с огромным северным оленем в солнцезащитных очках и со светящимися рогами. Думаю, Фредди выбрал бы именно его. Я только что подарила джемпер Дэвиду, и он изо всех сил постарался скрыть свои чувства (безуспешно), когда натягивал его через голову. Серьезное выражение его лица представляло странный контраст с дурацкой улыбкой оленя. Я вздохнула и улыбнулась одновременно.

Все это походило на эффект камня, брошенного в середину пруда: круг за кругом, кольцо за кольцом разбегались волны боли. А камнем был Фредди. Я находилась ближе всех к нему, потом – его мама и Джона. Затем шли поочередно все те, кто его любил: мои родные и его семья, Деккерс и другие друзья из паба, его коллеги, приятели… Все эти круги – люди, которые могли вспоминать о нем сегодня.

Ну, как бы то ни было, я стараюсь прогнать эти мысли и сосредоточиться на непосредственной задаче: удачно проплыть через рождественский ужин с моей семьей. А уже потом могу пойти домой и отпраздновать мое настоящее Рождество, с Фредди.

– Без жареной картошки? – Я хмурюсь, ведь мама постоянно хвастается своим умением готовить картофель, и, надо сказать, не без оснований. – Но это неправильно.

В кухне я нахожу маму наклонившейся к чему-то в холодильнике.

– Что это я там слышала насчет картошки?

Она выпрямляется и поворачивается ко мне, ее лицо залито слезами.

– Даже и не смотри на меня! Я просто глупая старуха, которая ревет над замороженными бобами! Это все чертов климакс, у меня теперь память, как у золотой рыбки. Даже хуже – как у гуппи. Я просто хотела все сделать безупречно, а кончилось тем, что забыла о картошке, и теперь все испорчено! – восклицает она. – Я думала, может, в холодильнике завалялся пакет этого ужасного замороженного картофеля, но у меня нет даже этой дряни!

Я чувствую, как мои губы невольно растягиваются в улыбке.

– Может, позвонить в «скорую помощь»? – спрашиваю я, кладя руки ей на плечи. – Заявим о картофельной катастрофе?

– Нечего тут шутить! – фыркает мама. – Это не смешно!

– Ладно, – соглашаюсь я. – Я могла бы положить в салатницу жареные куриные чипсы вместо картошки, а? Никто и не заметит, если они размякнут в соусе.

Мама возводит глаза к потолку, а я отрываю от рулона бумажное полотенце и подаю ей.

– Мама, это не важно, – говорю я, теперь уже без шуток. – Честно, совсем не важно!

Она не выглядит убежденной, но кивает:

– Не надо чипсов. У нас же не студенческая вечеринка.

– Ладно, без чипсов, – соглашаюсь я. – И никакой красной капусты, да?

Это постоянная наша шутка: мама вечно прячет капусту под всякой всячиной на наших с Элли тарелках, потому что знает: мы ее терпеть не можем.

Мама смеется, уже почти искренне.

– Помоги мне закончить все.

Несу индейку в столовую и водружаю в центр стола. Окидываю стол взглядом – торжественный, праздничный. Здесь всегда одно и то же: свежие цветы, лучший мамин хрусталь и рождественская композиция, которую мы с Элли соорудили вместе еще в младшей школе. Она не слишком впечатляет: это просто ветка, покрытая комками искусственного снега, и на ней сидит потертая тряпичная малиновка с тонкими проволочными лапками. Мама, как обычно, украсила ее остролистом и толстой кремовой свечой. Меня охватывает легкая ностальгия. Так много всего изменилось в моей жизни, но кое-что остается прежним.

Полчаса спустя еда уже разложена по тарелкам, мы все сидим за столом, и тут возникает очередная заминка: кто должен разрезать индейку?

Мама берет разделочный нож и окидывает нас неуверенным взглядом. Это всегда делал Фредди…

– Позвольте мне, – заявляет Дэвид, откашлявшись и вставая.

Он нервничает, как в тот момент, когда собирался произносить свою свадебную речь.

Мы все любим Дэвида, но он самый непрактичный человек в мире и славится своей неуклюжестью. Мамины глаза слегка округляются, словно она просто не в силах заставить себя передать ему разделочный нож и вилку из страха, что тот промахнется и кто-нибудь закончит вечер в больнице.

– Он учился разделывать птичку по видео из YouTube, – шепчет Элли.

Мама смотрит на меня, и я киваю: есть что-то невероятно милое в этой идее – учиться резать индейку через Интернет…

Все мы наблюдаем за тем, как он старается не превратить птицу в мешанину, как сначала для пробы втыкает в нее большую вилку… Дэвид даже прикусил нижнюю губу от усердия. Что ж, полной катастрофой это не назовешь: я бы поставила ему тройку за технику и десятку за старание: мы не оказались с обломками костей на тарелках.

– Забыла про жареную картошку? – Элли изумленно косится на маму.

Я вижу, как ей трудно сделать вид, что это весело.

Мама не пропускает удар и вместо картошки предлагает нам красную капусту.

Элли прикладывает к губам два пальца и изображает тошноту, когда мама ставит на стол салатницу.