Две жизни Лидии Бёрд

На самом деле лук мариновала Сьюзан. Фил принес на работу кучу контейнеров с ним и умолял нас избавить его от этого чертова лука.

– Чем заливала? Кислотой из аккумулятора?

– Как это невежливо, – бормочу я, стараясь не вздрогнуть, когда жую лук.

Он действительно очень, очень острый.

– Хорошо, что я на тебе женюсь не ради твоих кулинарных способностей, – ворчит Фредди.

– Или ради умения гладить, – дополняю я.

В нашем доме редкие вещи попадают под утюг, а то немногое, что все же отглаживается, обычно результат работы Фредди.

– Я, вообще-то, просвещенный человек, – говорит он.

– И ты даришь потрясающие подарки.

– Боже, да ты просто счастливица! – заявляет Фредди, переставляя опустевшую тарелку на стол.

Я ложусь на спину, опустив голову ему на колени.

– Да, – улыбаюсь я, закрывая глаза. – Да, это так.

Я дремлю. Это такое блаженное состояние, которое случается, когда вы добираетесь до конца какого-то особенного дня с особенными людьми. Фредди лениво играет моими волосами, наматывая пряди на пальцы.

– Лидс, просто чтобы ты знала: мой ответ – «да», – шепчет он. – Однажды у нас появятся малыши. Целая куча! Огромный выводок, и одни будут сообразительными, как ты, а кто-то болтлив, как я, и нам придется вечно защищать их, когда у них начнутся проблемы в школе.

И несколько драгоценных секунд я почти вижу их, даже слышу их шаги на лестнице… Боже мой, Фредди Хантер, мое сердце бьется только ради тебя!

Наяву

Понедельник, 31 декабря

Даже в самые счастливые времена всегда есть нечто ужасное в преддверии Нового года, согласны? Все это притворное дружелюбие, объятия и хлопанье по спине, а потом – неизбежные пьяные слезы. Я сопротивлялась всем попыткам вытащить меня из дому этим вечером. Хотела сделать все для того, чтобы вовсе забыть о том факте, что сегодня канун Нового года. Не желаю смотреть, как Джулс Холланд наяривает на фортепьяно «Auld Lang Syne» в компании со всякими знаменитостями, и не желаю слушать бой Биг-Бена в полночь, в сопровождении фейерверков и дикого шума, потому что Фредди больше не будет первым человеком, которого я поцелую в новом году.

Мои родные огорчены моим упрямством, моим желанием остаться в одиночестве в полночь. Они так расстроились, что я соглашаюсь провести с ними середину дня. Как раз поэтому я сейчас едва волочу ноги, подходя к ярко-красной парадной двери маминого дома. Вообще не хочу признавать, что наступает Новый год. Мне довольно и того, что уходящий потребовал немалой выносливости, а теперь еще завтра утром придется говорить, что Фредди умер в прошлом году. Это отдаляет его от меня совершенно неприемлемым образом и наполняет яростью и слезами. После проведенного вместе Рождества я чувствую себя хуже прежнего. Моя жизнь в реальном мире просто не может соперничать со второй жизнью, во сне.

– Милая! – восклицает мама, открывая дверь до того, как я успеваю постучать. – Как я рада, что ты пришла!

На улице тротуары покрылись инеем, но в маминой прихожей меня встречает ласковое тепло.

– Не забывай о ковре! – напоминает она, поглядывая на мои зимние ботинки.

Этот взгляд говорит, что я должна снять их прямо сейчас, не успев и шага дальше ступить. Мне нравится, что она до сих пор считает нужным об этом напоминать, пусть даже эта фраза впечаталась в меня, как название дней недели. Это одна из тех вещей, на которые я по-прежнему могу положиться. Мама улыбается при виде моих смешных носков с рождественской малиновкой, когда я аккуратно ставлю свои ботинки рядом с ее обувью на низкую деревянную скамеечку. Я надела эти носки специально: мама всегда обращает внимание на мелочи такого рода. Сейчас она наблюдает за мной, пытаясь понять, в каком я состоянии. Если честно – в ужасном. Я действую в основном автоматически, но ради нее пытаюсь изображать нечто другое. Собственно, что случится, если ничего не изменится? Я так и продолжу притворяться?

Когда я вхожу в комнату, Элли и Дэвид уже сидят за кухонным столом.

– Я приготовила для тебя горячий шоколад, – говорит Элли, кивая на высокую кружку-снеговика на столе.

Над кружкой возвышается гора сливок, зефира и шоколадной крошки, это нечто вроде того, что подают в кафе на главной улице.

– Теперь мы все пьем такое, потому что тебе нельзя спиртного? – пытаюсь пошутить я.

Элли строит гримаску:

– Ох, не напоминай! Я бы всех вас поубивала за джин с тоником.

– На улице холодно. – Я потираю руки. – А это идеально.

– Можешь добавить туда бренди, если хочешь, – с завистью в голосе предлагает Элли.

Я делаю глоток. Напиток сладкий и горячий, просто замечательный. Кроме того, я достаточно хорошо знаю себя, чтобы не сомневаться: перед тем как лечь спать сегодня, я обязательно выпью пару бокалов вина. А если начну напиваться уже сейчас, то могу и не остановиться до следующего года и дело кончится слезами и даже истерикой в ванной комнате.

– Нас ждет праздничный стол?

Я пользуюсь моментом, потому что мама не вошла в кухню следом за мной, и пытаюсь вычислить, надолго ли это собрание. Я вовсе не сволочь, просто хочу сегодня побыть дома в одиночестве.

Элли качает головой: