Однако санкционировать изнасилование, это что-то новое. Нечто, что заставляет задуматься. Такое случалось лишь в других странах, маленьких, жестоких, где люди рубили других на куски ударами мачете, безо всякой причины, кроме той, что жертвы родились не в той деревне или имели чуть иную форму ушей. Или предпочитали шоколадное мороженое, а не ванильное. Эта мысль должна была быть ему противна. Это должно было быть… ниже его достоинства. Вот до чего его довел Серджо. Странно, как нечто только что казалось тебе полным безумием и вдруг стало для тебя совершенно нормальным.
Именно эти мысли вертелись в голове Гилдера, когда он сидел во главе стола на совещании. Будь у него выбор, он бы не приходил на эти еженедельные собрания, которые вечно заканчивались витиеватыми спорами по процедурным вопросам, классический пример выяснения того, кто главный повар на кухне. Гилдер твердо верил в субординацию, четкую и ясную, и распределение чиновничьей власти в виде пирамиды. Куча ненужной работы внизу, в ее основании, бумажной, основанной на прецедентах, но в такой структуре у каждого было свое место. Однако надо было поддерживать иллюзию коллективного правления по крайней мере пока.
– Кто-нибудь еще хочет высказаться?
Похоже, никто. Молчание затянулось, и министр пропаганды Хоппел, сидевший по левую руку от Гилдера, между ним и Сурешем, министром общественного здравоохранения, напротив Уилкса, прокашлялся.
– Я думаю, что всех беспокоит, ну, не то что беспокоит, но приводит в озабоченность, думаю, выражу общее мнение…
– Бога ради, давай уже. И сними свои очки.
– Ой. Хорошо.
Хоппел снял дымчатые очки и с нервной осторожностью положил их на стол.
– Как я уже сказал…
Он снова прокашлялся.
– Возможно, что, быть может, все несколько вышло из-под контроля?
– Тут ты прав, черт побери. Первая умная мысль, которую я услышал за весь день.
– Что я хочу сказать, стратегия, которой мы придерживались, похоже, не привела нас к той цели, к которой мы стремимся.
Гилдер раздраженно вздохнул.
– Что ты предлагаешь?
Взгляд Хоппела заметался, то на одного из его коллег, то на другого. Лучше бы вам меня поддержать, я не собираюсь все на себя брать.
– Возможно, нам надо провести деэскалацию. Временную.
– Деэскалацию. По нам бьют, если ты не заметил.
– Да, в этом и дело. В плоскоземье много разговоров, и это не в нашу пользу. Возможно, нам следует попытаться несколько притормозить. И посмотреть, что получится.
– Ты с ума сошел? Вы все с ума сошли? Фред, ты хоть меня поддержи.
Но прежде чем начальник администрации успел заговорить, Хоппел спешно продолжил. Видимо, его выбрали, чтобы уговорить Гилдера на их условия.
– Вы же сами сказали, что все идет не совсем так, как надо.
– Я этого не говорил. Это ты сказал.
– Может, и так, немногие из нас высказались…
– Это здесь ни для кого не секрет.
– Точно. Ладно, о’кей. Мы пришли к мысли, что, возможно, нам стоит двинуться в противоположном направлении. Завоевывать сердца и умы, если ты понимаешь, о чем я.
Гилдер медленно выдохнул, успокаивая себя.
– Так что ты предлагаешь, прости за выражение, что нам надо сделать вид, что мы лапочки?
– Председатель Гилдер, позвольте.
Это был Суреш.
– Алгоритм успешного сопротивления…
– Они убивают людей. Они убивают
– Никто не говорит иначе, – продолжил Суреш вкрадчиво. – Некоторое время это работало в нашу пользу. Однако облавы не принесли полезной информации. Мы так и не узнали, где этот Серджо и каким образом он добивается своих целей. Никто не идет нам навстречу. В то же время репрессии являются эффективным способом помочь ему вербовать новых бунтовщиков.
– Ты знаешь, как это выглядит? Я тебе скажу, как это выглядит. Ты говоришь по-заученному.
Суреш проигнорировал укол.
– Позвольте мне вам кое-что показать.
Он достал из лежащей на столе папки лист бумаги и подвинул его Гилдеру. Одна из их пропагандистских листовок, но на обратной стороне было написано нечто иное.
Плоскоземцы, восстаньте!
Близится конец Красноглазым!
Присоединяйтесь к вашим братьям-повстанцам!
Любой акт неповиновения – еще один удар по Режиму!
И далее в том же духе. Гилдер поднял взгляд и увидел, что все опасливо смотрят на него, будто он – готовая взорваться бомба.
– Ну? И что это доказывает?
– Сотрудники ЧР нашли уже пятьдесят шесть таких листовок, – ответил Суреш. – Приведу пример проблем, которые они уже вызвали. Сегодня на утренней поверке целый барак отказался петь гимн.
– Их побили?
– Их было больше трех сотен. Мы можем отправить в тюрьму только половину такого количества. У нас просто места не хватит.
– Тогда урежьте паек вдвое.
– Плоскоземцы и так на грани выживания. Если мы еще снизим паек, они будут не в состоянии работать.
Сущее безумие. Что бы ни говорил Гилдер, ему сразу же возражали. Перед его глазами разворачивалось самое настоящее восстание, среди его ближайших соратников.
– Убирайтесь, все.