Двенадцать дней Дэша и Лили

Мама: Ты ненавидишь мою семью!

Папа: Ничего подобного! Как у тебя язык повернулся сказать такое? Я просто не понимаю, почему все двадцать шесть лет нашего брака мы обязаны жить в радиусе пяти миль от них, но никак не дальше. Не считая нескольких греба… – Я прикрыла уши, чтобы не слышать окончания слова, рифмующегося с прилагательным «клепаных» – … месяцев на Фиджи.

Мама (перейдя на визг): Я НЕ ПЕРЕЕДУ В КОННЕКТИКУТ!

(В этом визге промелькнуло матерное слово, но мой мозг мигом отредактировал услышанное.)

И тут мобильный звякнул на пришедшее от Дэша сообщение:

«Прости меня за свитер! Ты в порядке?»

Я точно не в порядке. Коннектикут? Столь отдаленное место вообще не должно рассматриваться как вариант. Я знаю, что директора обычно проживают на территории частных школ, но администрация школы, нанявшая папу, не возражала против его проживания в Нью-Йорке. У папы два часа уходило на дорогу в одну сторону, но он мог ездить на поезде, а не на машине. (Во всяком случае, так нам с дедушкой сказали родители, как только вернулись с Фиджи. Видно, слукавили, чтобы не расстраивать нас в самом начале дедушкиного выздоровления.)

Конечно же, родители ругались не впервые. Однако их ссоры больше походили на перебранку старичков и, если мы с Лэнгстоном находились в зоне слышимости, были тихими. Но эта? Эта была громкой, эпичной и пугающей.

Она бы никогда не произошла, если бы не вчерашний вечер. Должно быть, родители Дэша заразили моих своим неблагополучием и полным пренебрежением друг к другу. Кто-то скажет, что я сама виновата, поскольку пригласила обоих родителей Дэша, но вина полностью на них. Я пригласила маму Дэша, но она отказалась прийти. Отца Дэша я пригласила только из-за ее отказа, да еще по доброте душевной, которой и должно быть пронизано Рождество. Мама Дэша виновата в том, что сначала отказалась приходить, а потом пришла. Дэш виноват в том, что привел ее. А его отец виноват в том, что согласился прийти лишь для того, чтобы хоть раз в жизни показать себя участливым папочкой. Дэш виноват в том, что столкнулся на улице с отцом, ведя на вечеринку маму, и не повернул обратно, а явился на зажжение елки с ними обоими. Он должен был понимать, что ничего хорошего из этого не выйдет. Два этих человека вместе тлетворны. Неудивительно, что Дэш такой бука.

Теперь и я ощущала себя букой.

– ЗАМОЛЧИТЕ! – крикнула я родителям, швырнув мобильный в стену, разделявшую наши комнаты. Дурацкие сообщения о свитерах. Дурацкие ссоры.

Дурацкий свитер опален и испорчен. Даже дурацкий кот не станет на нем спать. Этот свитер – символ того, что у нас с Дэшем все наперекосяк. Неимоверные усилия и добрые намерения не всегда приводят в сказках к счастливому концу.

Да и сказки нереальны. Дурацкие они, как и все остальное. Блин! С большой буквы «Б»!

Стук мобильного о стену не унял ссору родителей, но голоса они понизили. Правда, время от времени до меня долетали и громкие фразы: «Это твоя вина!» и «Сколько людей состоят в нашем браке?»

Мне не хотелось вылезать из постели, но и слушать досадную чушь тоже желания не было. Коннектикут? Что это место может предложить, помимо нью-хейвенской пиццы?[3]

Распахнулась дверь.

– Можно войти? – шепотом спросил Лэнгстон.

– А постучать? – раздраженно ответила я.

Брат выходит из себя, если, перед тем как войти, я не стучу в его дверь, так как в любой момент может уединиться в спальне с бойфрендом, но сам никогда не стучит в мою дверь, предполагая, что ничего интимного за ней происходить не может. Это его предположение маленько бесит меня, поскольку оно верно. Мое семейство с трудом смирилось с тем, что у меня есть парень, и то лишь потому, что он молчалив, весь в книгах, не представляет опасности, мы редко видимся, дверь моей спальни при его визитах всегда открыта и мне все еще запрещено выходить из дома после десяти.

Уголки губ Лэнгстона изогнулись в полуулыбке.

– Ха-ха, – сказал он. Закрыл за собой дверь и плюхнулся на мою постель.

Брат был в пижаме, хотя в это время должен был уже сидеть на утренней лекции. Детьми мы так же встречали рождественское утро: в пижамах, уютно устроившись в моей постели в ожидании родителей, которые придут за нами, чтобы отвести к подаркам. И так же подслушивали родительские рождественские перебранки в соседней комнате. Правда, те напоминали больше шутливые поддразнивания и подколы. К примеру, кто-то говорил, что закончил упаковывать подарки, а сам этого не сделал, или уверял, что кофе куплен, когда это не так. О, старые добрые денечки. Раньше, когда слово «Коннектикут» еще не было ужасным и ненавистным, предвещавшим плохие времена. Когда жизнь была мирной и безобидной.

А как я люблю подарки! Особенно если они идут в паре со свежеиспеченными рождественскими печеньями, залитыми красно-белой глазурью. Пусть даже к ним не подается кофе. Порой что-нибудь вдруг напомнит о том, как сильно я люблю Рождество, и сердце заноет оттого, насколько в этом году все паршиво. Я никак не поймаю праздничного настроения, как бы остальные ни пытались меня им заразить.