Двенадцать дней Коляды

Иногда Свят останавливался и садился на землю просто потому, что хотел снова почувствовать себя человеком. По привычке, наверное, другого объяснения не было.

Дух Дария время от времени обретал форму, и его глаза не выражали ничего, кроме жалости. Он-то знал, что такое быть запертым здесь. Как ему удалось сохранить себя, сберечь воспоминания и волю?

Тело Злата окрепло, он почти догнал Свята по возрасту, но все равно казался ребенком – взгляд испуганный, брови всегда нахмурены. Не было в его облике ничего мужского, только мальчишеская неловкость и робость. Когда он хватался за его руку, Свят чувствовал нечто такое, чего еще никогда не испытывал, – смесь безусловной любви и боли, тоску, пронзающую тело насквозь.

Мысленно Свят сравнивал себя с Дарием – тот тоже лишен эмоций и чувств, им обоим приходится изображать кого-то, чтобы не отпугивать окружающих. Но воин обрел ту самую недостающую часть себя, в которой заключено все человеческое, а Дарию это только предстоит. Если они выберутся отсюда.

К смене пейзажа Свят привык – вот они шли по мрачному лесу, а вот он исчез, превратившись в бескрайнее поле. Иногда их забрасывало в деревни, даже города, ему казалось, что он видел знакомые улочки Ясностана. Одно оставалось неизменным – серость, затянувшая все вокруг.

Злат присел и склонился к земле. Свят подошел к нему и удивленно уставился на крошечную ромашку, которую брат осторожно поглаживал указательным пальцем.

«Не сорвал».

Первый детский порыв – причинить боль. Дети редко понимают, что это такое, поэтому часто таскают за хвост кошку или обижают тех, кто слабее. Злат не стал уничтожать красоту, только прикоснулся к ней, запачкал кончик пальца пыльцой и удивленно показал брату желтое пятно.

«Откуда она здесь?»

Дарий звякнул и повернул направо. Его переливчатый звон звал за собой. За это время они научились понимать друг друга, поэтому Свят без раздумий пошел за духом. Злат нагнал его и провел пальцем по рукаву – на ткани остался след.

«Пытается познавать мир».

Голые деревья исчезли, перед ними появились густые заросли и вход в пещеру, затянутый плющом. Свят расчистил проход, пропустил брата вперед и пошел за ним.

Потолок в пещере был низким, ему пришлось пригнуться. Впереди маячил Дарий, а перед ним находился какой-то источник света. Свят уже не помнил, когда в последний раз видел…

«Солнце!»

Удивительно, но они вышли из прохода в горе и оказались перед огромным цветущим полем. Солнце стояло высоко, не такое яркое, как в Яви, но все равно почти настоящее. Ветер был ласковым, теплым, пахло костром. Море ромашек, иван-чай – у Злата глаза на лоб полезли от такой красоты.

Дарий звякнул, мол, безопасно, Свят кивнул брату, и тот побежал вперед, нырнул в колышущееся поле и, если бы мог, наверняка вскрикнул бы от радости. Его светлые волосы искрились на солнце, он был так похож на настоящего человека, что стало страшно. Красивый, юный и наконец-то счастливый.

Свят увидел одинокое дерево и направился к нему. Пусть он не устал, пусть ноги не гудят от долгой ходьбы, но хотелось присесть, насладиться безмятежностью и покоем.

Всю жизнь Свят размышлял о своем проклятии. Придумывал небылицы, убеждал себя, что все его ненавидят, устал от жизни еще в детстве, а теперь вдруг понял, что хочет жить, да так, что готов драться с самим Зверем за возможность провести хотя бы несколько лет в их странном, мрачном мире.

Он сел на землю, прижался спиной к стволу и поднял взгляд к небу. Сквозь листву проглядывали голубые и лиловые разводы, облака странного цвета, они переливались, меняли границы, но это все равно было лучше, чем бесконечный безликий лес и мертвые деревни, наполненные безмолвными душами.

Здесь стояла ранняя весна – время, которое он любил по-настоящему. Снег уже сошел, природа просыпалась, а солнце согревало землю. Запахи ветра, свежей травы и нагретой земли возвращали его в церковь, в детство. Он часто сбегал и так же сидел под деревом, смотрел на все как будто со стороны. Только в эти моменты Свят ощущал себя частью неприветливого мира, который пытался убить его с самого рождения.

Дух Дария принял привычный облик и приблизился. Он смотрел будто бы с нежностью, наверное, тоже вспомнил, как это – почувствовать первое тепло и понять, что впереди почти бесконечное лето.

Они обменялись понимающими взглядами. Детство у них было общее, как и многие воспоминания. А еще их всегда объединяла жадная тяга к колючей Варне, которая была похожа на куст репейника. Заточенные в стенах церкви юнцы – был ли возможен иной исход?

Рослава наверняка любила ее, Дарий любил, да и он, Свят, чего греха таить, испытывал к ней сильные чувства. Бывают такие люди на свете – они врываются в твою жизнь, приносят с собой запах свободы и силы, а ты, однажды закружившись в этом цветастом водовороте, потом до самой смерти ищешь похожее и не находишь.