Двенадцать королей Шарахая

Ихсан нахмурился и поднес ее правую руку поближе к лицу, разглядывая свежие татуировки и побелевший, но все еще саднящий след от укола. Непонятно было, что его так удивило: ее ответ или слова, написанные на руке.

– Однажды я расспрошу и ее, и Юсама. Я думал, что он заклеймит тебя воровкой, однако он этого не сделал.

– Думаю, увидь он во мне воровку, мы бы сейчас не беседовали.

Ихсан наклонился ближе и закружил ее в танце, в такт ускоряющейся мелодии.

– Что верно, то верно. Ты наше нежданное чудо, Чедамин Айянеш'ала, словно драгоценный самоцвет, сияющий в тусклом камне на пустошах.

Самоцвет… сияющий… Прямо как в стихотворении из маминой книги.

Пусть, самоцветами полна, сияет родина твоя,
Покрыты тайной письмена в горах родимых Короля.
Шипом пронзенный, ты восстал, и нету равных для тебя,
Но, облеченный в прах цветов, сойдешь в могилу ты, скорбя.

Вдруг это оно? Кочевые племена бороздили пустыню, но у каждого было место, которое они считали своей родиной, землей предков. Может, нужно просто найти Короля, чья родина сияет самоцветами, где есть горы, покрытые письменами? Но кто, кроме богов и самих Королей, знает, откуда они пришли? За много веков Короли умудрились скрыть имена своих племен.

Мелодия закончилась, Чеда поклонилась Ихсану.

– Надеюсь, нам будет сопутствовать удача.

Он улыбнулся и поцеловал ее руку.

– Надеюсь.

С этим он и ушел. Впрочем, и без него многие стремились потанцевать с Чедой, каждого она одаривала улыбкой. Рамад к ней так и не подошел – видимо, не хотел давать Ювааню лишнюю пищу для сомнений.

Танцуя с разными партнерами, от богатых шарахайцев до купцов из Мирен и Каимира и высоченного ювелира из Кундуна, Чеда все время думала об Эмре. Ей не хотелось быть среди этих людей, хотелось домой, есть маринованные перчики, макая хлеб в оливковое масло, и рассказывать Эмре, как прошел день, слушать хвастливые истории о его любовных подвигах. Это ведь было так недавно, но ей казалось, что сотни лет прошли, и тех дней никогда не вернуть.

Они оба изменились. Шли настолько разными курсами, что она невольно думала, пересекутся ли их пути еще раз хоть однажды? Есть ли Эмре место в ее новой жизни? Захочет ли он… впрочем, не важно. Теперь не важно. Она ничего больше не могла сделать – только идти вперед.

Для приличия она попробовала пирожок с зирой и острой бобовой пастой, напомнивший о долгих днях в пустыне, запила его сладкой лимонной водой, от которой пить захотелось только сильнее. Блюда, подававшиеся на празднике, казались удивительными, но еще удивительнее было их количество.

Пустая трата еды. Люди голодали на улицах, даже на базаре, заваленном деликатесами со всех концов света, жители западных кварталов могли позволить себе лишь то, что прятали тайком в рукав, пока торговец не видит. А тут, на Таурияте, подавали мясо ящериц и антилоп из Шангази, черепаший суп, жареного вепря и дичь из влажных каимирских лесов, перепелиные яйца, фазанов – огромных нелетающих птиц из Мирен, сотни сочетаний дюжин видов овощей и мяса. Даже огромная толпа, собравшаяся во дворце, не смогла бы все это съесть. Отвратительная расточительность.

Небо за окнами приобрело глубокий оранжевый цвет. Приближался закат, скоро Чеда получит саблю и выйдет танцевать с Камеил. Она поискала взглядом Рамада, но он исчез. Не было его ни в одном из четырех внутренних двориков вокруг зала. Чеда вернулась туда, улыбаясь гостям, завязывая ничего не значащие разговоры. Так ей проще было наблюдать за Юваань Синь-Лэем. Она надеялась, что Юваань подойдет сам, стреляла глазами в его сторону. Несколько раз их взгляды встретились, но он так и не подошел, а Рамад исчез бесповоротно.

Дальше медлить нельзя.

Чеда подошла к группке разодетых вельмож, с которыми болтал Юваань, и разговор немедленно смолк, все обернулись к ней.

Посол обладал теми же мягкими чертами лица, что и остальные мирейцы, но на фоне собеседников выделялся бледностью и худобой, хотя и не болезненной. В его взгляде, в том, как высоко Юваань задрал подбородок, сквозила уверенность. Подбираться к нему следовало осторожно, бешеной собаке.

Чеда поклонилась, приветствуя его.

– Не соблаговолит ли посол императрицы Алансаль потанцевать со мной?

Глаза Ювааня были бледно-голубыми, как лед с горного ледника, который Чеда однажды видела на базаре. В его взгляде промелькнула смесь интереса и раздражения – он явно привык устанавливать правила сам, а тут какая-то девчонка посмела прервать его беседу.

Чеда побоялась, что сейчас он даст ей от ворот поворот, и не стала медлить:

– Мы уже встречались однажды, господин посол.

Юваань склонил голову, с сомнением разглядывая ее.

– Боюсь, что нет.

– Боюсь, что да. – Чеда игриво улыбнулась. – Но я прощаю вам вашу забывчивость.

Теперь Юваань глядел на нее с тревогой. Но и с любопытством тоже.

– Я бы непременно запомнил вас.