Двенадцать королей Шарахая

Она погладила его по щеке.

– Если бы ты почувствовал то же, что и я, ты бы тоже от радости смеялся.

И он действительно рассмеялся прекрасным, коротким смешком, и поцеловал ее снова.

Они долго лежали рядом, переводя дух, будто только что скатились с высоченного бархана. Эмре погладил ее по щеке, нахмурился.

– Что? – спросила Чеда.

– Иногда я хочу вернуться в прошлое и начать все сначала.

– Ты о чем?

– Я хотел бы, чтобы мы сбежали до того, как все это случилось.

– Что случилось?

Он пожал плечами.

– До того, как Короли нашли твою маму.

– И до того, как Рафа…

Он осторожно кивнул.

– Да. Этого всего не случилось бы, и у нас была бы замечательная жизнь.

На рассвете они поцеловались в последний раз. Чеда положила голову ему на плечо, обняла.

– А если б мы сбежали, куда бы мы подались?

– В пустыню. Нашли бы корабль, путешествовали бы по пескам. Повидали бы все двенадцать племен и нашли бы свое место среди них. А может, построили бы дом, как Салия.

Иногда Чеде тоже хотелось все изменить. Но что толку мечтать о несбыточном?

– Мы никогда не сможем вернуться в прошлое, Эмре.

– Я знаю.

– И жизнь не замечательная.

– Я знаю.

Глава 56

Под Горбуном имелся выступ, на котором удобно было сидеть, глядя на реку, – пыльный и грязный, между камнями здесь жили огромные пауки, но уличные сорванцы Шарахая любили это место весной, когда течение быстрое, а река – прозрачная и прохладная. В остальные сезоны, когда Хадда пересыхала, как и все вокруг, туда обычно никто не ходил – зачем лишний раз себе напоминать, как сурова пустыня?

Но Эмре любил сидеть там с Чедой в любое время года. Они приходили сюда есть краденое мясо в сладком соусе, причмокивая, облизывая пальцы. Тут отдыхали от жары вместе с Тариком и Хамидом. Иногда приходил Рафа, рассказывал новые шутки, или дядя Хамида, проходя мимо, кидал им пару лимонов.

Но чаще всего они бывали здесь только вдвоем; сидели, болтали о том, что сделают, когда вырастут: исходят под парусом всю Шангази вдоль и поперек, отобедают в залах давно умерших правителей, подружатся с кочевыми племенами, послушают их истории у костра. Иногда они целовались, трогали друг друга, но это никогда ничем не заканчивалось. Эмре и хотел бы продолжения, но Чеда всегда напрягалась, и ему почему-то казалось, что это из-за ее матери… и то же самое он подумал, когда они легли вместе.

Иногда он хотел, чтобы кто-то другой рассказал Чеде о смерти Айи, чтобы она не думала об этом каждый раз, когда видит его. Но быстро отбрасывал эту мысль. Он был рад, что оказался тогда рядом с ней. И надеялся, что это никогда не встанет между ними.

На следующий день после того, как люди каимирского дворянчика отпустили его, Эмре снова пришел под мост, сел, обхватив колени, слушая, как свистит ветер, глядя, как песок вздымается волнами, будто море…

Впрочем, откуда ему знать? Он никогда не видел моря и был уверен, что никогда не увидит. Не в этой жизни. Он оборванец, всегда был и всегда будет.

На город спустились сумерки. Эмре начал подумывать о том, что не стоило ходить к Хамиду. Хамиду его просьба очень не понравилась, хотя Эмре настаивал, что эти сведения Масид узнать захочет.

– Так скажи мне, – потребовал Хамид.

– Нет. Только Масиду.

Хамид нарочито равнодушно кивнул на его ссадины.

– Что с тобой случилось?

– Об этом я и хочу с ним поговорить.

– Мне это не нравится, Эмре.

Но Эмре твердо стоял на своем, и в конце концов Хамид, кивнув в знак согласия, спросил его, где назначить встречу.

– Под Горбуном, – ответил Эмре.

Хамид недоверчиво уставился на него, пытаясь угадать, шутит он или нет, и рассмеялся.

– Как хочешь, Эмре. Твоя жизнь, не моя.

Из песчаного облака показались темные фигуры: пятеро уличных мальчишек постарше и две девчонки.

Они стащили с лиц шарфы, явно собираясь тут остановиться, но замерли, заметив Эмре. Одна из девчонок вышла вперед.

– Это наше место.

Она и парень, маячивший позади нее, были Эмре почти ровесники.

– Сегодня не ваше.

Подошли остальные. Выражения их лиц не обещали ничего хорошего.

– Ты ее слышал. Проваливай.

Эмре спокойно вынул нож, взглянул девчонке в глаза. Он знал, что увидит. Фальшивый гонор. Шесть лет он сам смотрел на мир точно так же. Но все меняется, и он изменился. Как? Он не понимал до конца, но точно знал, что это правда.

В глубине души он надеялся, что они нападут, и можно будет выпустить хоть малую часть гнева, копившегося годами. Но девчонка что-то разглядела в его глазах – может, узнала нечто, в чем боялась признаться себе – и отвернулась.

– Пошли лучше пожрем, – бросила она дружкам, и вскоре они скрылись в облаке песка. Эмре снова остался один. Но ненадолго.

Новый силуэт появился среди бури: мужчина с раздвоенной бородой, закрывавший лицо шарфом. Заметив Эмре, он опустил шарф, и тот радостно захлопал на поднимающемся ветру, будто пытаясь улететь.

Подойдя, Масид кивнул Эмре, понимающе улыбнулся и сел рядом. Какое-то время они молча смотрели на реку, пока он не сказал вдруг:

– В детстве я любил это место.

Эмре удивленно уставился на него.

– Я думал, ты вырос в пустыне.

– Так и было, но отец иногда привозил меня в Шарахай.

– Зачем?

– Что зачем?