Двенадцать королей Шарахая

Но сильнее всех внимание Чеды привлекла другая история. Сто лет назад императрица Мирен прибыла в Шарахай и заявила, что в жилах ее дочери течет кровь Кирала, Первого среди Королей. По всеобъемлющему соглашению между Шарахаем и Миреей императрица потребовала, чтобы ее дочери пожаловали черную саблю. Хусамеддин, Король Мечей, возмутился, но сам Кирал подтвердил происхождение девочки. Ее отвели в цветущие сады, и укола шипа адишары достаточно было, чтобы доказать ее право на черную саблю. Девочка стала Стальной девой и после десятилетий ревностной службы вернулась в родные земли героиней.

Чеда перечитала эту историю три раза, глубоко вдохнула прохладный воздух подземелья, почувствовав отголосок надежды впервые с тех пор, как Дауд показал ей это место. Захотелось рассказать Эмре о своих планах, о загадке стихотворения, но в последнее время они виделись редко: дни она проводила в Ямах со своими учениками, а ночи – в скриптории, над книгами. Возвращаясь под утро, она пару раз заставала спящего Эмре, но будить его не хотелось, а к тому времени, как она просыпалась, он уже уходил.

Однажды она решила провести ночь дома, но тогда не явился Эмре. Он не пришел ни той ночью, ни следующей, а дольше Чеда ждать не могла – и вернулась к ночным чтениям.

Она даже написала записку: «Ты где?» – но это почему-то показалось глупым, и Чеда порвала листок на кусочки.

Несколько раз она заходила к Сейхану, но на базаре всем было не до нее: корабли прибывали то с юга, то с севера, и до Бет За'ир все спешили закончить дела. Впрочем, однажды Эмре, заметив ее, улыбнулся и помахал рукой, подзывая ближе.

– Рада, что ты вернулся к Сейхану, сказала Чеда, понизив голос, чтобы никто не услышал их за шумом рынка.

– Я тоже рад. Тебе что-нибудь взвесить?

– Это что же?

Он широким жестом обвел мешочки со специями.

– Немного калгана? Сосновые шишки из Каимира. – Он помахал перед носом у Чеды мешочком каких-то толстых коричневых плодов и хитро ухмыльнулся. – Таро, только из Мирен.

– Похлебку из корешков я делать не собираюсь, Эмре.

Он поднял руки, защищаясь.

– О нет! Как мог я оскорбить ее величество, предложив бесплатные таро!

Чеда зажмурилась, глубоко вдохнула и открыла глаза.

– Я скучаю по тебе. – Эмре пожал плечами и развел руками, мол, я тоже скучаю, но так уж вышло. – Где ты был?

– Нет-нет! – вмешался Сейхан, махая на Чеду руками, как на надоедливого голубя, чтоб не мешала покупателям, сгрудившимся у прилавка. – Нет-нет! С женой будешь в свободное время болтать!

Чеда с Эмре одновременно закатили глаза.

– Поговорим попозже, – шепнул Эмре.

Чеда кивнула, жалея о потерянном миге, и ушла.

Дни шли за днями, и до нее начало доноситься все больше слухов об Эмре, то от бойцов в Ямах, то от Телы. Его видели с Дарием и с Хамидом, поговаривали, что он на хорошем счету в Воинстве, потому что провернул какую-то аферу на востоке от Желоба.

Всему подряд верить нельзя, но Чеда знала, что крупица правды в этих слухах есть, и от одной мысли кровь закипала. Это объяснило бы, почему Эмре никогда нет дома. Но почему он на это пошел? Наверняка из-за той ночи Бет За'ир. Чуть не помер, а теперь решил доказать, что весь из себя! Ну ладно, Эмре, герой ты наш. Я тебя так отделаю, кровь из ушей польется!

Он знал, что Чеда думает о Воинстве, и потому исчезал молча – это ясно как день. Дождаться бы его наконец, но приближалась Бет За'ир, а свитков в скриптории меньше не становилось. Чеда поняла, что не увидит Эмре до самой Священной ночи, и это ее печалило: хотелось, чтобы он узнал раньше.

Наконец, за неделю до Бет За'ир, вечером жаркого дня Эмре объявился вдруг с горшочком оливок в одной руке и бутылью вина в другой. Чеда вскочила стрелой: зажгла лампу, достала бокалы и остатки утреннего хлеба.

Они устроились на ковре в общей комнате, поставили в середину лампу – детская привычка с тех пор, как они вместе играли и притворялись, будто путешествуют

по Шангази, а лампа – это костер, у которого кочевники рассказывают истории.

Эмре сидел, скрестив ноги. На нем не было ничего, кроме шаровар и широкого пояса, – он всегда одевался так на рынок, зная, что это привлекает покупательниц. Чеда не могла не признать, что Эмре хорош собой: темные глаза и густая борода добавляли обаяния.

– Хватит пялиться. – Он коснулся шрама на груди, белевшего сквозь загар и рыночную пыль. – Хорошо они заживают.

Да я не на шрамы смотрю, подумала Чеда. Интересно, почему Эмре больше не ложился с ней? Иногда до дрожи хотелось затащить его в постель, особенно в последние дни: слишком уж давно у Чеды никого не было…

Но сейчас не до этого.

– Ты пользуешься мазью, которую я тебе дала?

Он пожал плечами и закинул оливку в рот.

– Незачем.

– Шрамы не сойдут как следует.

Эмре улыбнулся.

– А мне они даже идут. У меня постоянно спрашивают, откуда они да как так вышло.

– Небось, селедки какие-нибудь.

Эмре подмигнул.

– А что, люблю селедочку!

Чеда бросила в него хлебным мякишем.

– Какой же ты мерзкий!

Эмре снова пожал плечами, мол, не могу не согласиться.