Двенадцать королей Шарахая

Чеда ушла, чувствуя себя неожиданно свободной. Она так надеялась, что в скриптории найдутся скрытые тексты, до которых не добрались даже Короли! Но у Королей были сотни лет, чтобы переписать историю. С чего она вообще взяла, что узнает правду, слепо тыкаясь во все книжки подряд? Эта неудача только убедила Чеду в том, что задуманное нужно выполнить.

Ей ужасно хотелось, чтобы дома ждал Эмре. Хотелось нарезать хлеба, выпить еще вина… столько вина, чтобы хватило мужества сказать правду. Чеда ведь должна сказать ему. Должна.

«Я дочь Короля».

Но той ночью Эмре не вернулся. Она не спала до рассвета, надеясь, что он придет домой. Но Эмре не явился и на рассвете. Чеда уснула, мечтая, что вот-вот откроется дверь, скрипнет половица у входа в комнату… но ничего так и не произошло. Чеда проснулась вечером и увидела, что пришла пора собираться.

Приготовления предстояли простые: достать одежду, наполнить флягу, набить маленькую сумку едой, наточить шамшир и кинжал, навощить доску-зилиж, которую Чеда сама когда-то сделала из масляного дерева, чтобы скользить по дюнам: шириной в два локтя, с закругленными концами, высотой ей до пояса.

В этот вечер солнце скрылось за горизонтом как-то особенно быстро. Что, если Эмре не придет? Может, то, что им за весь месяц так и не удалось свидеться, это знак богов? Но знак о чем? Что не нужно прощаться или что не нужно уходить?

С наступлением сумерек начали затихать постепенно городские шумы – все готовились к Священной ночи. Пора, поняла Чеда. Дольше ждать нельзя. Она оделась в черное, будто Дева, достала из тайника шкатулку с украшениями. Внутри, на бархатной подложке, лежали несколько браслетов и сережек, которые она никогда не носила, а под ними, на втором дне, ждали своего часа лепестки адишары. Один по форме напоминал наконечник копья, и Чеда подумала, что он как раз подойдет. Пробормотав быструю молитву – Рие, чтобы направила, и Тулатан, чтобы не дала свернуть с пути, – она положила лепесток под язык, глубоко вдохнула аромат специй, словно затягиваясь кальяном, набитым редчайшим табаком.

Быстрее, Эмре, поторопись! Дрожащими от возбуждения руками она спрятала шкатулку, закинула ножны за спину: один шамшир у правого плеча, другой у левого. Затянула ремень на поясе, приторочила флягу, кеншар и кошель для лепестков. Если все пойдет по плану, лепестки не пригодятся, но нужно предвидеть любой исход.

Последним она закинула на плечо зилиж и уже собралась уходить, как с улицы послышались голоса. Сквозь щель занавесок Чеда разглядела двух мужчин выше по улице. Одним из них, слава богам, был Эмре: в шароварах, сандалиях с тесемками, своем обычном широком поясе и наручах. Его собеседник, крепко сбитый мужчина в длинном таубе и тюрбане, скрывал лицо, но вот голос… Чеда узнала его, но не могла вспомнить, кому он принадлежит. Наконец Эмре обнялся с ним на прощание и пошел домой, незнакомец же направился в сторону базара.

– С кем ты говорил? – спросила она, когда Эмре вошел.

Он застыл, заметив ее черные одежды, но усилием воли сделал вид, что ничего не случилось, неловко сел на корточки у печурки, потыкал кочергой в угли.

– И тебе привет.

– Отвечай на вопрос.

– Ни с кем. – Эмре прекратил наконец мучить умирающие угли, отбросил кочергу и встал, развернув плечи. Он тоже понимал, что дальше откладывать нельзя. – Не ходи, Чеда. Не сегодня.

Она вдруг вспомнила голос того незнакомца.

– Хамид. Это же был Хамид, да?

– Хамид – наш друг.

– Он бандит и убийца, и ты это знаешь. – По крайней мере, у Эмре хватило ума смутиться. – Ты теперь ему подчиняешься, что ли?

– Я никому не подчиняюсь.

– Подчиняешься. Что он тебе велел, Эмре?

– Останешься – скажу.

Эмре был в отчаянии. Его умоляющий взгляд, его напряженные плечи… Он знал? Понял, что она собралась делать?

Невозможно. Она никому не говорила, а в голове у него засели его собственные страхи. Как сказать правду? «Эмре, я ухожу, и, может статься, мы больше не увидимся…»

Поэтому Чеда выбрала полуправду.

– Я уже съела лепесток.

Он поднял руку, останавливая ее.

– Ко мне сегодня приходил Дауд. – Чеда вспыхнула, почувствовав себя ребенком, укравшим фиги. – Он беспокоился, что ты сегодня сделаешь какую-нибудь глупость. Он был прав?

В горле у Чеды засел ком и не желал исчезать, сколько б она ни сглатывала. Проклятье, да почему же так сложно признаться?

Потому что он попробует остановить, сделает какую-нибудь глупость…

Нет. Вранье. Полуправда.

Правда в том, что Чеда не может заставить себя попрощаться с Эмре. С кем угодно, только не с ним. Поэтому она не сказала раньше, поэтому не могла выдавить ни слова сейчас.

– Я иду в цветущие сады, чтобы отравиться, – наконец выпалила она. Эмре уставился на нее с открытым ртом. – Это единственный способ доказать, Эмре.

– Доказать что?!

– Что я дочь Короля.

Все. Она наконец-то сказала. И что теперь? Эмре должен ей поверить? Одобрить ее дурацкий план?

– Ты… – пробормотал Эмре. – Чеда, ты с ума сошла? Ты не…

Он взглянул ей в лицо и осекся, будто заметил что-то…

– Я видела это в колокольчиках Салии.

– Ты снова к ней ездила?

Чеда кивнула.