Двенадцать королей Шарахая

Дева подошла ближе, прислушиваясь. Чеда надеялась, что она зайдет в чащу и можно будет сбежать на север, в сторону Шарахая. Но нет, охотница шла прямо к ней.

«Дева знает, – вдруг поняла Чеда. – Знает, где я прячусь».

Она сорвалась с места.

– Лай-лай-лай! – выкрикнула Дева ей вслед. Угроза? Требование остановиться?

Чеде было все равно. Она побежала быстрее, на ходу стаскивая с плеча зилиж. Вот только до песков еще далеко, вокруг твердая, каменистая земля. Дева – боги, какая быстрая! – стремительно приближалась, будто гривистая волчица.

Одной рукой Чеда потянула из ножен саблю, другой выставила зилиж перед собой, как щит, и бросилась навстречу. Дева отразила атаку, но Чеда успела пнуть ее в живот. Это был не серьезный удар, так, предупреждение, и Дева поняла: ее насурьмленные глаза расширились от удивления, она замедлилась, оценивая каждое движение. Чеда медленно отступала: шаг, еще шаг – стоит оказаться на песке, и зилиж помчит ее быстрее лошади! Но Дева разгадала маневр и набросилась вновь. Чеда как могла отбивалась, то атакуя, то блокируя зилижем вихрь ударов. Черная сабля раз за разом вгрызалась в дерево, но вот Дева увернулась от контратаки и ударила сбоку.

Чеда с трудом успела отбить клинком этот удар, тяжелый, будто молот. Рука онемела, едва не выронив меч.

Бесполезно. Эта женщина слишком хороша, против нее не выстоять.

Чеда стала отступать быстрее, делая вид, что выдыхается. Дева купилась, но не растеряла осторожности: она сражалась спокойно и уверенно, направляя ход боя. Зная, что время работает на нее.

Единственная надежда хоть как-то изменить исход – заставить противницу защищаться. У самого края песков Чеда остановилась и обрушила на Деву град ударов, так хорошо работавших в Яме.

Впрочем, с онемевшей рукой от них было мало толку: Дева без труда отбилась и вдруг ударила ногой аккурат в запястье уколотой руки, словно знала про яд.

Шамшир взлетел, сияя в лунном свете, и в этот момент Чеда соскочила с края плато, крутанулась юлой, взвихрив песок краем зилижа. Дева подняла руку, чтобы заслониться, отступила… но поздно – песчаная волна ударила ей в лицо.

Этот маневр дал несколько драгоценных мгновений: пока Дева протирала глаза, Чеда на бегу бросила зилиж вперед, запрыгнула на него и полетела между дюнами.

Охотница побежала было за ней, но быстро поняла свою ошибку и кинулась к лошади. К тому времени как Чеда оказалась на гребне следующей дюны, Дева уже бросилась в погоню. Впрочем, Чеда знала, что лошади ее не догнать: скакать по песку тяжелее и утомительнее, чем скользить, набирая скорость, с бархана на бархан.

Преодолев еще две дюны, она оглянулась: Дева, остановившись, наблюдала за ней. Чеда помахала рукой, вновь разогнала доску и исчезла.

* * *

В южной гавани пришлось посидеть немного у нижних ступенек ведущей в доки лестницы. Легкие горели, ноги будто свинцом налились и болели немилосердно, словно Чеду дубинками избивали. Это была не просто усталость, знакомая и приятная: действие лепестка сходило на нет, а яд наоборот распространялся все быстрее. Она слишком много двигалась…

Тулатан спустилась ниже, тени почернели, легли гуще. Чеда ковыляла по Желобу так быстро, как могла, сипя, словно пробитый кузнечный мех. Но вместо того чтобы идти прямо на запад до Розового квартала, она свернула в Купеческий, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли вой асиримов. Обычно к этому часу они уже уходили, но некоторые оставались и далеко за полночь, исчезая лишь с рассветом. Однако в городе царила тишина.

Чеда кое-как добралась до третьего каменного дома с окнами с толстым неровным стеклом, за которым едва можно было разглядеть полки с разноцветными бутылками и флаконами.

Стучать нельзя. Никто, кроме Дардзады, не должен знать…

Она уперлась ногой в отлив, вдохнула, выдохнула и, собрав все силы, прыгнула, кое-как схватившись за отлив второго этажа. Подтянуться не удалось: онемевшая рука соскользнула, пришлось крепко держаться левой, пока не появились силы попробовать снова.

На этот раз получилось: Чеда подтянулась, ухватилась за бронзовые солнце и луну над окном – они висели там с незапамятных времен, но не подвели, не оборвались – и кое-как пристроилась на окне.

Ноги дрожали от усилий, но она просунула лезвие кеншара между окон, пытаясь поднять задвижку…

Ставни вдруг распахнулись внутрь, и толстая ручища втащила ее во тьму, швырнула на пол.

– Сиськи Наламэ, Чеда! – прошипел Дардзада, закрывая окно. – Что ты тут делаешь?!

– Помоги…

Дардзада пнул ее в бедро, заставляя перевернуться.

– А мне какое дело!

– Яд…

Он пнул снова.

– Это же ты послала ту записку?

Она действительно передала ему послание, якобы от владельца каимирского каравана, прибывающего утром.

Он хотел купить большую партию «Поцелуя Йеринде» – дорогого афродизиака, сделавшего Дардзаду известным на весь Шарахай. Дардзада передал, что будет ждать торгового гостя.

Эта уловка заставила аптекаря встретить Священную ночь дома, но, конечно, разозлила его. Не столько потому, что сделка сорвалась, сколько из-за того, что какая-то Чеда смогла его обдурить.