Читаем Двенадцать стульев полностью

Мануильский пытался увещевать подчиненных, во всеуслышание высмеивавших советский режим. Говорил, что впереди «чистка», и за их шутки поплатится ответственный редактор. Вот тогда Глушков и пошутил: «Знаем мы вашего брата».

Нельзя сказать, что «юмора не поняли». Вполне оценили. И, подчеркнем, никакого влияния на судьбу Глушкова та шутка не оказала. Однако в аспекте проблематики версия Крыжевского не противоречит ардовской: «темист» был вольнодумцем, как большинство крокодильцев.

Характерный пример – Э. Я. Герман, взявший псевдоним Эмиль Кроткий. Он начинал как лирик, затем печатал сатирические басни. В кругах московских литераторов были известны его эпиграммы, разумеется, не печатавшиеся. Одну из них, можно, пожалуй, назвать манифестом:

По вечной скромности натурыЯ не без умысла, увы,
Тащусь в хвосте литературы —Она воняет с головы[236].

Глушков дружил с поэтами-сатириками. На уровне же литературного поведения выбрал иную модель.

Изнуренков не стал знаменитостью из-за того, что «не мог заняться каким-нибудь делом, предметом или мыслью больше, чем на минуту». Глушков в Москве тоже сочинял лишь темы, однако непоседливость тут ни при чем. Карьеру советского писателя делать не желал.

Разумеется, об этом Ильф и Петров сообщить не могли. Обозначили иную причину отказа от литературной карьеры, наделив Изнуренкова крайней экзальтированностью и патологической непоседливостью. Да и внешне персонаж на Глушкова не походил.

Отметим, что глушковские приятели за вольнодумство поплатились. В частности, 10 октября 1933 года арестован Кроткий. Инкриминировали ему «контрреволюционную пропаганду»[237]

.

Следствие было недолгим, приговор – три года ссылки. Не так уж строго, если сравнивать с приговорами второй половины 1930-х годов. Но лишь после войны поэт-сатирик вновь сумел обосноваться в Москве.

Весной 1934 года почти всю редакцию «Крокодила» заменили. Бывший ответственный редактор получил должность завотделом в «Правде», заместитель – Бельский – стал фельетонистом «Вечерней Москвы». Вслед за ним туда ушел и Глушков.

28 апреля 1936 года Глушков арестован. Инкриминировано распространение «контрреволюционной эпиграммы».

Он прочел нескольким знакомым эпиграмму М. Д. Вольпина. Автор – некогда работавший в редакции «Крокодила» поэт-сатирик – был уже осужден за «контрреволюционную пропаганду»[238].

К весне 1936-го мало кому удавалось за вольнодумство отделаться ссылкой. Опять же, в той вольпинской эпиграмме Сталин упомянут.

Глушков признал себя виновным. 1 июля вынесен приговор – три года заключения в исправительно-трудовом лагере.

Там был вновь арестован 13 декабря 1937 года. И опять за «контрреволюционную пропаганду». Виновным себя не признал. Но это не меняло ничего. Уже началась операция НКВД – сокращение количества «политических». 4 марта 1938 года расстреляна очередная группа заключенных, в том числе и Глушков.

Мемуаристы, рассуждавшие о прототипе Изнуренкова, знали, что в Москву Глушков не возвращался. После объявления приговора уехала его жена с пятилетним сыном. Они тоже не вернулись. Известий о признании «темиста» невиновным – пресловутой реабилитации – не было. А без этого упоминать о его судьбе не полагалось.

Когда после ареста минуло почти семьдесят лет, Глушков был официально признан невиновным. Дошла очередь. В справке отмечено: «Сведений о реабилитированном и его родственниках не имеется».

Да, Ильф и Петров обозначили черты сходства Изнуренкова с Глушковм. Однако авторам романа не менее важны были различия. Таковы факты. Задачи же выявления прототипов мы оставляем любителям разысканий подобного рода.

Вместо эпилога

Стоит отметить, что полемика относительно уместности издания в 1997 году реконструированного нами текста «Двенадцати стульев» прекратилась довольно скоро. Зато тема участия Ильфа и Петрова в антитроцкистской интриге обсуждалась долго.

Инкриминировали нам чуть ли не клевету. Распространение заведомо ложных сведений, порочащих Ильфа и Петрова. В качестве мотивов указывалось стремление любой ценой опубликовать хоть что-нибудь сенсационное[239].

Впрочем, немногочисленные обвинители наши избегали спора по существу. Аргументы сводились к единственному. Похожему на сформулированный героем рассказа А. П. Чехова «Письмо к ученому соседу». Так, постулировалось: авторы романа «Двенадцать стульев» не участвовали никогда в политических интригах, потому что этого не могло быть[240].

Да, стараниями мемуаристов и советских биографов Ильфа и Петрова созданы образы писателей, абсолютно искренних, принципиально отвергавших конформизм, а потому органически неспособных участвовать в какой-либо политической интриге. Однако не было таких.

Участниками политических интриг стали многие советские писатели, включая Булгакова. С ним авторов романной дилогии не раз сопоставляли их защитники и противопоставляли ему обвинители. Критерием же сопоставления и противопоставления была писательская искренность.

Перейти на страницу:

Все книги серии Остап Бендер

Похожие книги

Дело
Дело

Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета. Дело Дональда Говарда кажется всем предельно ясным и не заслуживающим дальнейшей траты времени…И вдруг один из ученых колледжа находит в тетради подпись к фотографии, косвенно свидетельствующую о правоте Говарда. Данное обстоятельство дает право пересмотреть дело Говарда, вокруг которого начинается борьба, становящаяся особо острой из-за предстоящих выборов на пост ректора университета и самой личности Говарда — его политических взглядов и характера.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Чарльз Перси Сноу

Драматургия / Проза / Классическая проза ХX века / Современная проза