Двенадцать цезарей

Вам самим, почтенные и уважаемые люди, отныне я передаю управление государством. Я сделал для общественного блага все, что мог. Теперь я чувствую себя утомленным и нуждаюсь в глубоком покое. Мой дух, мои силы исчерпаны».[44]

Этот неожиданный поворот имел ожидаемый результат. Для Октавиана был создан титул «Август», его (совместное с Агриппой) консульство подтверждается на один год. Новоявленный Август, далеко не готовый отдать власть, получил в управление обширные заморские провинции: Галлию, Испанию, Сирию, Египет, Киликию и Кипр (а значит, и значительное число римских легионов). Он сочетал консульскую и проконсульскую власть. «Император, сын божественного Цезаря» предпочитал, чтобы к нему обращались «принцепс». Этот титул выдающиеся римляне имели еще до него, он означал правителя, не претендующего на царствование. Чтобы подчеркнуть величие своих достижений на службе Рима, он закрыл ворота храма Януса. Это был символический акт, указывающий на установление мира во всей Римской империи. На протяжении более двух веков, начиная с завершения Первой Пунической войны, ворота храма стояли открытыми. Для тех римлян, которых одолевали сомнения, этот акт служил оправданием для возложения на Августа особых почестей. Никакую ловкость рук нельзя скрыть полностью, но ради восстановления мира после долгих лет войны можно было вытерпеть пустословие и казуистику. В том же году Август отправился из Рима в Испанию.

Его возвращение после трехлетнего отсутствия откладывалось из-за болезни — затянувшейся интерлюдии, во время которой, вероятно, осознав, что смертен, он принялся писать подробнейшую автобиографию, растянувшуюся на тринадцать томов. Вернувшись в Рим, он снова заболел. Август передал свое кольцо с печаткой Агриппе. Чтобы снизить загруженность работой или в ответ на недовольство сената, он отметил второе выздоровление отказом от консульства впервые за десять лет. Поскольку это лишало его конституционной основы для сохранения власти в Риме, необходимо было внести изменения в договоренности 27 г. до н. э. С этой целью Август получил от сената титул великого империя и полноту исполнительной власти, превосходившую ту, которой обладали все остальные магистраты, проконсулы и трибуны. Титул наделил его верховной властью в Риме и за границей. Это были широкие полномочия, которые впоследствии будут характеризовать римский «трон». Усиленные личным авторитетом Августа и его влиянием на сенат (возросшим после пересмотра списка сената в 28 г. до н. э.), они обеспечили ему высокую степень независимости. Он совершенно справедливо мог утверждать: «После этого я превосходил всех своим авторитетом».[45] Только самые проницательные понимали, что Август осуществляет полномочия должности, не занимая ее и даже не выставляя свою кандидатуру на избрание, поэтому восстановление Республики, о котором он заявлял, было на самом деле ее фундаментальной трансформацией.

В 23 г. до н. э. поэт Проперций предавался воспоминаниям. «Знатность и ратная доблесть — немного в них проку, немного Выгоды в том, что родней цезарю Августу был, — говорит он. — Умер, несчастный, вступив на порог двадцатого года жизни. Сколь краток был круг тьмою объятого дня».[46]

Поэт имеет в виду Марцелла, племянника Августа, — одного из тех, кто сопровождал принцепса в триумфе в честь битвы при Акции. Его смерть была причиной особой скорби для Августа. Сенека утверждал, что у Марцелла «была определенная надежда стать императором»[47] — он был первым, кого выбрал бы Август в попытке увековечить политическую систему 23 г. до н. э. после своей смерти. Со временем эти попытки навлекли несчастье на Августа и его большую семью, они стали лейтмотивом создания этой истории двенадцати цезарей. Собственных сыновей имели только Клавдий, Вителлий и Веспасиан: Клавдий растратил по мелочам наследственное имущество сына из-за чрезмерной любви к жене, а правление Вителлия было слишком коротким, чтобы он мог назначить наследника. В отличие от них Веспасиана у власти сменил не один взрослый сын, а двое. В этом уникальном случае наличие наследников мужского пола предотвратило вызванную спекуляциями и борьбой за места дестабилизацию внутри императорской семьи и вне ее. В случае с императором Гальбой, как мы увидим, выбор «плохого» наследника стал основным фактором падения режима.