Двенадцать железных цепей

Оно убьёт и Юргена, поняла Чарна, мертвея. До того как к ним прибудет помощь, – разорвёт хоть в собачьем теле, хоть в человеческом, и ни Юрген, ни Чарна его не одолеют. Чарна проглотила ком в горле. Она выставила руки, закручивая ветер над озером в жгут, – хлестнула им чудовище для острастки, но то лишь утробно заревело; затем, соединив ветер в петлю, Чарна оплела ей ноги Юргена.

Тем временем Юрген держал нож наготове и пытался ошпарить Сущность звёздным сиянием – без толку. Когда чары закрутились у его лодыжек, он недоумённо глянул вниз. А потом Чарна потащила его к краю крыльца.

– Какого!.. – вскрикнул Юрген, падая.

Чудовище мягко прыгнуло назад – вновь на Баргата – и погрузило зубы в его живот. Баргат трепыхнулся, согнулся, как мог. С его пальцев до сих пор слетали алые искры.

– Что ты творишь?! – заорал Юрген, захлёбываясь. Колдовство Чарны сбросило его в воду и приволокло к лодке, как на верёвочке. – Чарна! – Волна накрыла его с головой.

Тошнотворно хрустнули кости. Баргата изломало, распластало под лапами чудовища, но он всё ещё пытался вывернуться и наворожить огонь. Ему это даже удалось – рядом вспыхнул крохотный костерок, но потом чудовище проломило Баргату рёбра.

Чарну замутило. Ноги Баргата задёргались в судороге.

Лодка ходила ходуном. За бортом болтался привязанный чарами Юрген – у него не получалось освободиться из-за того, что его то и дело утягивало вниз. Когда его голова выплывала на поверхность, Юрген отплёвывался, втягивал воздух, выкрикивал что-то – и вновь уходил под воду.

Колдовской огонь расползся по мокрому крыльцу. Теперь вода не могла его потушить – но Сущности из Стоегоста было всё равно. Впившись в Баргата зубами, она замотала мордой, и тело Баргата заскользило по доскам. Чудовище подбросило его ещё раз, и ещё, и голова Баргата закатилась, руки безвольно раскинулись, – и когда Чарна зло подумала, что твари пора бы оставить его в покое, та перескочила через раздувшееся пламя и бросилась в озеро. Чарна осознала: ей срочно нужно втянуть Юргена в лодку и уплыть – но Сущность даже не обратила на них внимания.

Трещал костёр. Дыма не было, однако Чарна поняла, что всё её лицо залито слезами.

Чудовище с плеском уплыло прочь.

Юрген зацепился за борт, подтянул себя на руках и, упёршись локтями, посмотрел на Чарну злющим взглядом.

Как там говорила Кетева? «Лучше быть злым, чем мёртвым».

– Что ты наделала, – зашипел он, – что ты наделала?! Я мог его спасти!

Нет, знала Чарна. Не мог.

Чарна закляла волну, чтобы та, хлынув, потушила последние чары Баргата и не позволила пламени пожрать его тело.

Юрген резко забрался в лодку, и та чуть не перевернулась, – набрала воды, закачалась в разные стороны. Юрген остервенело согнал со своих ног последние лоскутья волшбы.

– Зачем?! – Он был мокрым, перекошенным, страшным, и в какой-то момент Чарне показалось, что сейчас он её ударит. Но вместо этого Юрген согнулся и зарылся пальцами в волосы. Затем перепрыгнул на крыльцо и, поскальзываясь, рухнул рядом с Баргатом.

Чарна не знала, на что Юрген надеялся. Даже на расстоянии было понятно – этот человек не жилец, но она позволила Юргену делать то, что хочется. Снова рассеяла лунные искры, чтобы их наконец-то заметили. Вытерла слёзы рукавом.

Баргат ещё хрипел. Рваная рана на месте груди и живота неровно колыхалась. Юрген сидел рядом в воде и крови, и он оставался там до тех пор, пока дыхание Баргата не пресеклось.

Глава XII. Чего каждый колдун боится

И хотя стояло лето, вечера стали прохладными – наутро Ольжана проснулась с першением в горле. Из окна поддувало, и Ольжана пожурила себя за то, что не зажгла ещё один колдовской огонь. Она собралась в тусклом рассветном свете, затянула завязки на безрукавке, обвязала платком голову и первым делом пошла проверить, как дела у Лале, но его комната уже была пуста. Ольжана удивилась: в последние дни Лале, наоборот, просыпался позже неё.

Она отыскала его в пустом зале корчмы. Удивилась снова – у них была еда с собой, и они не собирались завтракать здесь. Скорее, она бы ожидала встретить Лале уже у кибитки, но он сидел в углу за пустым столом и смотрел, как ветер гнул деревья за мутным слюдяным оконцем. Когда Ольжана подошла, то услышала вой ветра и хлопанье ставен. Ну и денёк, подумала она. Стоило слегка отъехать на север, как погода стала подражать осенней.

Ольжана не успела даже поздороваться, как Лале сказал хрипло:

– Пожалуйста, сядьте. – Он сутулился и тяжело облокачивался на столешницу. – Мне нужно с вами поговорить.

Ольжана огляделась: в зале по-прежнему не было ни души. Послушно устроилась напротив.

– Что с вами? – спросила обеспокоенно. – Что-то случилось?

Лицо Лале выглядело ещё более заострённо-птичьим, чем обычно. Ворот подрясника был застёгнут не наглухо. Волосы – видимо, не до конца высохшие – лежали взъерошенно, хотя, как показалось Ольжане, Лале и пытался их пригладить. Но у него редко когда был цветущий вид, так что Ольжану поразило не это, а исходящий от Лале лёгкий винный запах.