Двенадцать железных цепей

Грудь и верх живота тоже были скользкими от этого вязкого колдовского выпота – то ли смола, то ли кровь, кто её разберёт, – и Лазару в предобморочной мути показалось, что он пытался вырезать самому себе опухоль, а она всё не давалась, втягивалась внутрь тела, утекала из пальцев. Он задышал быстро и часто. Виски горели. Грудь и живот разрывало так, точно он на самом деле распорол себя наживую, как вскрывал трупы в мертвецкой, и тень на стене, распаханная по прямой линии, источала ровный свет.

Соберись, сказал себе Лазар, толчком вгоняя в себя зачарованный нож. И если его колдовская сила была алмазом, он подковырнул её – справа и слева, сверху и снизу, не дыша, пытаясь отсрочить осознание этой боли, – и наконец выкорчевал, как драгоценный камень из браслета.

Челюсть хрустнула. В горле закипел крик.

На чёрном острие теперь мерцала искра. Лазар видел её так, словно она находилась в противоположном конце коридора, – далеко, за мутной пеленой, с надвигающейся тьмой по краям. Он перехватил липкую рукоять и дрожащей рукой поместил искру в иглу.

А после – рухнул без чувств.

Глава V. Как заклинать чудовищ

Вскоре Ольжана узнала, что такое настоящее кубретское лето.

Они с Лале проезжали места, где давно не было дождей и трава на склонах казалась увядшей, обезвоженной. Дорога петляла через жёлто-зелёный перевал, и от пыли не было никакого спасения – волосы, главное достояние Ольжаны, быстро грязнились даже под платком, и в конце концов Ольжана отчаялась привести их в порядок. Однако хуже всего была духота – Ольжана думала, что ей, любившей жаркое, хоть и недолгое северное лето, нипочём любой зной, но как же она ошибалась.

Сейчас она снова пряталась в полумраке кибитки – солнце палило так, что и полог не поднять. Но Ольжане всё равно было душно до невозможности, и она посчитала: это достойное оправдание, чтобы не читать никаких книг. Земля нагрелась, Сэдемея лениво цокала по дороге. От жары разболелась голова, и до самой дневной стоянки Ольжана не делала ничего, только, разувшись, лежала на скамье и мрачно смотрела в пустоту. «Пожалуй, – думала она, – сегодня самый знойный день за последнее время». Она даже ослабила ворот, стащила с себя безрукавку и закатала рубаху до локтей, но легче не стало. Приоткрыв полог, Ольжана глянула в карманное зеркальце и ужаснулась: ну и лицо! Краснющее и масляное, как блин. Кудряшка выбилась из-под платка и прилипла к виску.

Хуже всего, что в такие дни, как этот, не помогало и колдовство. Вызывать даже коротенький дождик в такую погоду – совсем не то, что в пасмурном Чернолесье: Ольжана попыталась несколько раз, но ничего не вышло. А толку заклинать ветер?.. Да, ненадолго повеет свежестью, но пыль… Поэтому, когда они остановились на отдых, Ольжана показалась себе чудовищно уставшей и капризной. Она не хотела ни есть, ни разговаривать с Лале. Дорога, с которой они съехали, петляла дальше вдоль двух горных склонов, и от вида Ольжана чуть не разрыдалась. Это что же, целый день терпеть такую духоту?..

Распахнув полог, Ольжана подползла к краю скамьи, но даже не выпрыгнула из кибитки, чтобы размять ноги. Так и осталась сидеть – вроде внутри, а вроде и сна ружи.

– Ба, госпожа Ольжана, – заметил Лале, потягиваясь. – Это что же, скоро пойдёт ливень? – И пояснил: – Вы хмурая как тучка.

Ольжана почти улыбнулась от его тона, но решила сдержаться.

– Сами вы тучка.

Она передала Лале покрывало, и тот расстелил его прямо перед кибиткой.

– Попейте воды, – предложил он. – А лучше нагрейте её, я сделаю вам чай.

В предыдущие жаркие дни он отпаивал её чаем, который – горячим! – пили кочевники хал-азарских Исурпесков, и в первый раз это показалось Ольжане таким странным, что она решила: Лале над ней издевается.

Самого Лале кубретский зной совсем не трогал – наоборот, он будто бы стал веселее, точно попал в родную стихию. Его лицо, в отличие от Ольжаниного, не пошло красными пятнами от солнца, а красиво подзагорело за последнее время. И он в которой раз отказался менять подрясник на простую господарскую рубаху, хотя Ольжана и заявила, что на него ужасно жарко смотреть. Хотя, честное слово, Ольжана совсем бы на него не смотрела. Она всё ещё винила себя из-за неслучившегося поцелуя – ну кто её просил?.. – а попытка Лале всё уладить только сбивала с толку.

С того дня Лале больше не позволял себе лишнего, а Ольжана делала вид, что ничего не произошло.

– Ладно, – сказала она, спрыгивая на землю. Удостоверившись, что на вёрсты вокруг ни души, достала котелок, нагрела воду для чая и разогнала вокруг себя душный воздух свежим ветерком.

Через четверть часа она подобрела настолько, что даже перестала хмуриться, но под открытым небом не осталась – опять забралась в кибитку.

– Снова скажете, – полюбопытствовал Лале, – что вам слишком нехорошо, чтобы учиться?

Он опустился на покрывало перед кибиткой, скрестил ноги и теперь пил чай так, будто на самом деле сидел в шатре посреди пустыни. Даже чарку держал как нарисованный человечек из книги про нашествие племён-джадуков.

Ольжана пожала плечами: