Двенадцать железных цепей

Что произойдёт с его телом за два-три дня? Лазар хмыкнул, выуживая из тайника чёрные книги. Должно быть, его окоченевшие мышцы начнут размягчаться, кожа станет напоминать пергамент, и местами уже проступит гнилостная зелень – сначала внизу живота, как на трупах, которых он сполна насмотрелся в мертвецкой и в заражённых кварталах Хургитана. Сейчас мор ослабел, и все, как и полагалось, связали это с казнью Айше Хасамин. А значит, Лазар мог превратить себя в дахмарзу, чтобы через день или два предстать перед подозрительным взглядом настоятеля, брата Гвидо.

Или не предстать, заметил он про себя, складывая книги на пол. Страха не было – лишь холодный расчёт и мрачная усмешка, с которой он представлял, каким ещё более искалеченным станет его тело, если он не совладает с этой тёмной восточной волшбой. Вдруг случится то, чего он даже не предполагает. Может, дыра в груди – чёрная котловина из прожжённой плоти; Лазар стиснул зубы.

Нет, признал он, прислушиваясь к себе. Где-то внутри всё же трепыхался холодный язычок страха. В конце концов, Лазар всего лишь человек. Причём молодой, двадцатитрёхлетний, и хотя он давно запретил себе сомневаться – в пещере, когда приказал теням разорвать Нимхе, и годами позже, когда принял монашество, – сейчас вдруг ощутил себя страшно уставшим и уязвимым. Будто он подошёл к невидимой черте, за которой – мрак.

Сбежать из родной страны и получить башильерское клеймо – это одно, но отпороть от себя кусок души – совсем другое. Лазар медленно выдохнул и стянул через голову сутану, оставшись в одних штанах из грубого сукна.

Что, размышлял он, если обряд пойдёт не так, как нужно, и он выживет, но навсегда потеряет возможность колдовать? А если даже всё получится, вынесет ли он сам себя, потерявшего чародейское умение, – неделю, месяц, год, пять лет, сколько бы ему ни пришлось таиться?..

Кем он станет, когда лишится колдовства?

Монахом. Калекой. Просто слабым одноруким человеком с плохим зрением и больной ногой, которого не подсвечивала изнутри сила, способная поднимать мертвецов и заклинать недругов.

Хватит, велел он себе, опускаясь на пол и раскрывая чёрные книги и записи Айше. Не будет колдовства – будет орден и то спокойствие, которое Лазар обретёт, став дахмарзу. По крайней мере не придётся остерегаться железа. Это сейчас самое важное. Волк, попавший в капкан, отгрызает себе лапу и не думает, счастлив он или нет и кем станет потом, когда минует опасность. И уж точно не жалеет себя за мгновение до того, как впиться в собственную плоть.

Лазар разложил книги с угрюмой решимостью. Затем поднялся, занавесил узенькое оконце своей кельи и взял со стола простой нож. С его помощью отпорол тканевые лоскуты от старой сутаны, которую обычно держал в сундуке, – прохудившаяся одежда с чужого плеча, годная лишь на то, чтобы превратиться в тряпки. Затем Лазар наточил нож, обдал его водой из кувшина для умывания и насухо вытер. Снял с себя поддельное чёрное железо, чтобы не мешалось. Вновь сел на пол, на этот раз – на колени.

В келье царил полумрак. Солнце остывало, на храм наползал вечер, и сквозь занавесь на окне едва пробивались слабые лучи. Чтобы осветить себе книги, Лазар зажёг колдовской огонь из этого призрака закатного света, поместил его перед собой. Повёл рукой, и огоньки размножились, замерцали вокруг него так, как если бы он окружил себя кругом из пылающих свечей. По его подсчётам, такой огонь – яркий, медово-жёлтый, но безопасный для бумаг – должен был потухнуть через несколько часов вне зависимости от того, что к этому времени произойдёт с самим Лазаром.

Он вытащил из ладанки иглу. Ладанку отложил, иглу осторожно поместил на пол перед собой и подсветил закатным лучом – чтобы не потерять. Стараниями Нимхе Лазару не нужно было искать и зачаровывать новый предмет, как обыкновенно поступали дахмарзу. Нимхе сделала за него эту работу, и раз в игле уже теплилась тонкая нить, свитая из его израненной души, Лазару не приходилось искать что-то другое – игла так игла. Новый душевный лоскут он поместит в неё же.

Подумал мельком: любопытно, где прятала своё колдовское умение Айше Хасамин? Человек, отслоивший от себя кусок души, становится уязвим, и Лазару ли не знать об этом. Он никогда не забывал: сломает иглу – выскользнет тонкая душевная нить, которой Нимхе подвязала его искалеченное существо, и Лазар умрёт. Так что ему не привыкать носить в ладанке свою смерть, но для новых дахмарзу это наверняка была та ещё задачка: выбрать вещицу, от прочности которой зависела их жизнь.

Ну да ладно, отмахнулся он. Ближе к делу.