Двенадцать железных цепей

Как ни был силён Юрген, утопить чудовище он не мог – и когда они уносили ноги, Сущность кинулась за ними. Чарна неслась, едва разбирая дорогу, и у кумирни Юрген её обогнал. Он перекинулся в юношу и, схватив её кошачье тело, отворил дверцу каменного подпола и спрыгнул с ней в темноту.

Над Чарной полыхнуло колдовство: Юрген запечатал подпол.

Сверху громыхнуло, лязгнуло зубами от досады.

Юрген устало сполз на каменный пол и выпустил Чарну. Её кошачьи глаза хорошо видели в совершенной темноте: то, как Юрген откинулся на стену и хмуро глянул на дверцу. Сущность скреблась, высекая мерзкий звук.

– Ну и как тебя угораздило?

Голос такой спокойный, что Чарна обомлела. Но под оборотничьей кожей она была голой и мокрой – конечно, не стала перекидываться для того, чтобы ответить.

Чудовище зарычало.

– Да пошло-о ты, – выплюнул Юрген. – Порычи ещё тут.

Иногда казалось, что воспитание Йовара всё-таки оставило на нём след. Но Чарна отмахнулась от этих мыслей – не время. Она насторожённо осматривалась: куда можно забиться, если чудовище всё-таки доберётся до них? Но подпол был крохотный, не спрячешься.

– Расслабься, – сказал Юрген, уловив её напряжение. – Ничего оно нам не сделает. Камень крепкий, а мы с тобой даже не Ольжана. Порычит ещё немного и пойдёт за ней.

Расслабься?!

Он правда в это верил или просто успокаивал? Чарну не трогало, что там с Ольжаной, а вот за них самих она переживала так, что маленькое кошачье сердце колотилось о рёбра. Вспомнила некстати: когда они с Юргеном уходили из Чернолесья, Йовар дал им мешочек соли и серебряный кол – мол, против чудовищ. Но что такой твари какая-то соль? Не чернолесский дух ведь. А кол, кол – что им сделаешь? В зубах у Сущности поковыряешься?

– Это потому, что мы сделали крюк, – произнёс Юрген угрюмо, глядя в потолок. – Вот и встретились.

Да не плевать ли почему?! Чарна зашипела и сжалась в комок. Хоть бы поскорее всё закончилось, хоть бы закончилось… Подумала мельком: вот и ещё одно доказательство, что чудовище создал не правда приложил к нему руку, обязательно бы вшил в тварь нечто, позволившее ей узнать Юргена. Ладно другие ученики, а вот Юрген… Нет, Йовар бы не позволил любому своему творению причинить ему зло.

Йовар. Если бы Йовар.

Хотя Чарна никогда не верила, что учитель в этом замешан.

Вскоре скрежет прекратился. Как Юрген и предсказывал, Сущность осознала, что из них не вышла лёгкая добыча, но осторожность ещё никому не вредила: вдруг чудище просто затаилось? Поэтому они решили заночевать в подполе. Юрген стянул с себя след солнечного тепла и зажёг колдовской огонь. Так и остался сидеть у стены, прикрыв глаза. Приглушённым кошачьим зрением Чарна разобрала, что у него на щеке темнела грязная ссадина, а рукав был разорван. Видимо, так сильно приложили в пёсьем теле, что даже на человеческом отразилось.

– Хорошо, что мы чародеи, – заметил Юрген угрюмо. – Были б обычными людьми, не убежали бы.

Хорошо, что хотя бы один из них чародей достаточно сильный, чтобы задержать чудовище. И что в кумирне оказался подпол. Чарна фыркнула: если бы Юрген погиб, она бы никогда себе этого не простила. Дура, ругала она себя, зачем позвала на помощь? Неужели она не смогла бы справиться сама? Может, стоило попытаться лучше?.. Хотелось верить, что она больше никогда не столкнётся с Сущностью из Стоегоста, но кто знает.

Чарна забилась в угол и пообещала себе: если будет следующая встреча, то она не испугается чудовища так, как сегодня.

* * *

За последнее время Ольжана увидела столько постоялых дворов и чужих домов, что они сливались для неё в одно. Ольжана почти не запоминала их хозяев – не могла воскресить в памяти лицо человека, у которого останавливалась в сего несколько дней назад, что уж говорить о большем? Но она сразу поняла, что старика Гариба запомнит надолго.

Это был добродушно-рассеянный кубретец с редкими седыми прядями, зачёсанными на висок, и розовым пятнышком на длинном горбатом носу. Он жил в деревне у косогора – один в крепком каменном домишке – и после ужина, когда Лале ушёл, а Ольжана вызвалась убрать со стола, нечистый дёрнул её спросить про хозяйство, мол, не тяжело ли вести его в одиночку… Старик Гариб сидел на пыльном узорном коврике и вытирал тарелки. Не поднимая головы, сказал так же мягко, как говорил всё остальное:

– А куда деваться. – Отложил тарелку, взял следующую. – Дочку месяц назад волк задрал. – Поднял на Ольжану глаза, добрые и влажно-тёмные, как у оленя. – Больше и нет никого.

Ольжана опустила тарелку обратно в чашу с мыльной водой. Хорошо хоть не выронила.

Проглотила ком в горле. Выдавила:

– Мне очень жаль.

Старик Гариб печально улыбнулся.

– У нас не принято делиться с гостями бедами, – признался он. И пожурил себя: – Плохой, плохой я хозяин… И так ты убираешься в моём доме, где это видано?

Ольжана в который раз заверила его, что, если не поможет ему, будет чувствовать себя ужасно, и он оказывает милость, позволяя ей сделать это. А после, протерев стол и вылив грязную воду, вышла во двор – искать Лале.