Лале сидел на приступке у сарая и, закатав рукава подрясника, гладил цепную собаку. Ольжана побаивалась всех больших собак, кроме Юргена, а этот пёс был особенно огромен, лохмат и сер, но млел от того, как Лале гладил его за ушами.
– Не бойтесь. – Лале подвинулся, освобождая ей место. – Это славный малый.
Ольжана недоверчиво глянула на пса. Когда они приехали, он рвался с цепи и захлёбывался визгом и лаем.
– Не знала, что вы такой любитель собак.
Лале не ответил, только потрепал пса по загривку. Ольжана скользнула взглядом по рукам Лале – (загоревшие, с тёмными волосками. Пришитое предплечье было шире и смуглее, чем родное), – и мельком подумала: ей нравилось, когда Лале закатывал подрясник до локтей. Мог бы закатывать и почаще. Но сейчас было не до этого, поэтому Ольжана села на приступок и зашептала:
– У хозяина дочку месяц назад задрал волк.
Лале не поменялся в лице, но взгляд стал сосредоточеннее и острее.
– Я думаю, – процедила Ольжана, – это
– Мы не проезжали здесь, госпожа Ольжана. – Рука продолжила гладить холку пса. – Это мог быть обычный волк.
– С чего бы обычному волку нападать летом? – Ольжана стиснула кулаки. – Что, еды мало? – Махнула в сторону леса на горе. – Месяц назад мы уже были в Кубретском господарстве. Вряд ли чудище идёт за нами след в след и не отклоняется ни на шаг…
Лале поднял глаза и посмотрел на домишко. В окне мелькнула фигура старика Гариба.
– Это мог быть больной волк, – проговорил Лале. – Озверевший. Вышел из леса и напал на девушку.
– Много ли таких волков? – Ольжана стиснула пальцы и сгорбилась, как от боли. – Ещё по Стоегосту было понятно, что чудище хоть и преследует меня, но не гнушается нападать на других. А ту мазарьскую деревню помните? И двух мужиков?.. А третьему – третьему живот вспороли, и…
– Конечно помню, – ответил Лале холодно. – Я ведь этот живот и шил. И снова, госпожа Ольжана: нас здесь не было, а чудовище идёт по вашему следу.
– Может, оно делает крюк, пока ищет логово для сна. Или дорогу покороче…
– Не додумывайте, – перебил Лале так, что Ольжане стало неуютно от его тона. – И успокойтесь. Пожалуйста.
Ольжана дёрнула плечами.
– Ладно. – Она встала. – Как скажете.
Внутри забурлило не только от вины, но и от обиды на Лале – тяжело, что ли, было её выслушать? В конце концов, Ольжана говорила разумные вещи, ведь даже госпожа Кажимера не знала наверняка, как двигалось чудовище, и в начале лета они с Лале ехали по Кубретскому господарству с юга на север, а теперь снова – с севера на юг… К тому же вдруг дочь старика Гариба погибла не в здешних местах, а отправилась на ярмарку или к родственникам, и там её нашла смерть… По-хорошему надо было расспросить, но не станет же Ольжана бередить раны несчастного отца.
И душить в себе слабую надежду, что это был простой волк, – не будет.
Ольжана суетливо поправила платок. Она не знала, скольких невинных людей задрало чудовище, и старалась о них не думать. Понимала, что это неправильно, но оправдывала себя: в конце концов, Ольжана всего лишь человек и как ей не спятить от мысли, что она ведёт за собой смерть?
Надо что-то делать, сказала она себе. Надо уже что-то делать. Но что?
– Ну, будет вам, – сказал Лале, тоже поднимаясь. – Я поговорю с хозяином и всё узнаю.
Глаза Ольжаны расширились.
– Вы что? – Она скрестила руки на груди. – Старик скорбит и вряд ли хочет, чтобы его расспрашивали.
Лале болезненно улыбнулся.
– Я служитель Дланей, госпожа Ольжана. Общаться со скорбящими – часть моей работы.
И переубедить его она не смогла.
Лале говорил со стариком Гарибом до глубокого вечера. Ольжана уже устроилась в части домишка, который им выделили, на лежанке, укрывшись тонкой простынёй. От кухни с Лале и Гарибом её отделял лишь подвешенный к потолку отрез ткани, но голоса были тихи, и Ольжана не могла разобрать слов. Ей казалось, что старик говорил, и плакал, и снова говорил, а Лале его успокаивал, и это длилось так долго, что Ольжана даже провалилась в сон. Она встрепенулась, только когда пришёл Лале и опустился на свою лежанку. Но хоть лежанок было две, места всё равно не хватало, и Ольжана сонно отползла поближе к стене.
– Это был простой волк, госпожа Ольжана, – сказал Лале ей на ухо. От шёпота пошли мурашки. – В здешнем лесу развелось много больных волков. Уже нескольких подстрелили. Говорят, такое странное лето.
Даже спросонья Ольжана поняла, что он может лгать, чтобы её успокоить. Жертв от этого меньше не станет, но проще не знать человека, на которого она навлекла беду. Только Ольжана не стала спорить. Пускай.
В стене над ними зияло крохотное оконце. Через него сквозило летней прохладой. Отрез ткани, тёмный в ночи, едва колыхался, и где-то за ним укладывался спать старик Гариб.
Жужжал комар. Ольжана поджала ступни, чтобы не выглядывали из-под простыни и комар за них не укусил.