Двенадцать звезд

Нет, думал Долгузагар, дело не в памяти. Дело в том, что это черновик, что за наспех подобранными словами лишь угадываются ритм, рифмы, образы: яркие, страшные, прекрасные.

«Все волшебство Эльфинесса вложил Фэлагунд в свои слова».

Ах, Гвайлас, если бы ты успел вложить волшебство Эльфинесса в эти слова, они не превратились бы в пепел под взглядом Ока!

«…и услышали они сквозь мрак, как дышит море у дальних берегов, у жемчужных песков Эльфийского дома…»

Резкий порыв ветра, дувшего из-за Гор Тени, вдруг донес до бывшего коменданта соленый запах моря.

Надо попробовать, решился Долгузагар. Если у него получится сплести эти строки, пока небо не обрушилось потопом, пока не разразилась гроза…

Мысленно Долгузагар вернулся к началу черновика, и Тху рассмеялся.

Мрак сгустился, обрушилась тьма на Валинор.

Это было как кошмар, который повторяется раз за разом, как навязчивая мелодия, которая, прицепившись, не дает покоя, как огромные зубчатые стальные колеса, которые невозможно остановить: они сломают любую палку, лом, меч. Долгузагару казалось, что он слышит зубодробительный скрежет, — или это рокотал надвигающийся гром? И постепенно то, что крутилось в его разуме, соткалось в призрачные фигуры. Долгузагар видел золотоволосого эльфа, видел лицо Гвайласа, и от этого становилось еще страшнее: опасность как будто грозила самому зеленолесцу. Только на груди зеленой гвайласовской туники все четче и четче проступал незнакомый герб: факел и арфа в геральдическом ромбе. А за спиной у него — лица его друзей, погибших в ту ночь у дороги.

Алая кровь струилась у воды, где нолдор убивали Пеновсадников, и похищали их белые корабли, и уводили их из освещенной светильниками гавани.

Стонал ветер, выл волк и каркал ворон, лед скрежетал в проливах моря. Тоскливо пленники вздыхали в Ангбанде. Гром громыхал, огонь пылал, клубился дым, раздался крик…

И рухнул на пол Фэлагунд.

11 Выкуп

Хотя внешне Девы спокойны и даже как бы безразличны, это не более чем манера поведения, за которой скрываются сильные душевные переживания.

Астрологический справочник

Последний раз спрашиваю, намерены ли вы отвечать, произнес знакомый голос. «Нет, не надо…» — беззвучно умолял он, но тщетно: раскаленное острие снова вошло ему в грудь. Он кричал, но смерть не приходила. Назовите ваше имя, продолжал тот же голос. Я не знаю, ничего не знаю, хотел ответить он и не мог: рот был забит солью, как у утопленника. Лжете, вы будете говорить правду или нет? И острие вонзилось ему в самое сердце, но он все никак не умирал, корчась в пыточных наручниках, раздиравших запястья. Итак, ваше имя и звание…

На мгновение вынырнув из-под соленой толщи и вдохнув воздух горящими легкими, Азраиль с ужасом осознал, что слышит свой собственный голос, что он окончательно выдал себя, но вода снова накрыла его с головой, и Азраиль растворился в беспамятстве.

Вслед за красным яблоком, скатившимся по лестнице, он вбежал в кухню, но здесь было пусто. За дверью шелестел залитый солнцем сад, весь в золотых и алых плодах, но той, кого он искал, не было и там. И тогда он заплакал от боли, для которой не нашлось бы слов ни в одном языке, и слезы, обжигавшие лицо, вернули его в носилки, раскачивающиеся между мокрыми конскими боками.

Это конец, подумал маг. Должно быть, эльфийская стрела перебила мне позвоночник. Я умираю. Потом беспросветное небо Мордора снова опустилось на него.

В смутных видениях перед ним простерлась мрачная пустошь. Он знал, что это Дагорлад, хотя это место и не походило на равнину у северных границ Мордора: слишком оно было древним, как будто глухое небо давило унылые бесплодные холмы гораздо больше тысячелетий, чем прошло со дня Творения. И теперь эти холмы мечтали о том же, о чем и он: чтобы скорее настал конец.

Он лежал опутанный сетью, сплетенной из цепей, на грудь давил огромный замок, а над ним стояли шестеро — по трое с каждой стороны.

Одним из них был Ангрим, укутанный в зелено-бурый плащ, словно сотканный из еще влажных морских водорослей.

Я плакал и звал ее, почему она не вернулась, спросил он у дяди. Но тот ничего не ответил.

Лицо человека, стоявшего рядом с Ангримом, скрывал капюшон алого плаща, но на его груди в геральдическом «вассальном» квадрате блистал герб Исильдура.

С какой ненавистью смотрел на Белое Древо морадан с золотым львом на кирасе, человек, который убил родителей Дайморда и вырастил Азраиля, — капитан Андасалкэ.

Забери его, приказал капитан. Он наш.