Дверь в никуда

Пока неуклюжий кораблик медленно отползал к выходу из гавани, двигаясь пока скорее боковым крабьим ходом, чем стремительным полетом морских яхт и чаек, Никита изучал доски палубы. Судно показалось ему крайне ненадежным сначала в том числе и из-за ветхого вида. Но сейчас он убедился, что слой пористо-серого, изъеденного солью и окатанного волнами на древесине очень тонок. А под ним звенящий монолит. Доски палубы под ногами не скрипели и не шатались. Да к тому же были пригнаны очень плотно, пожалуй даже еще и склеены между собой чем-то типа эпоксидки. В общем, палуба была совершенно водонепроницаемой. А весь корабль сейчас, когда его наконец начали качать морские волны, показался Никите твердым орешком. Барашки, бьющиеся о крутые борта, не вызывали никакой дрожи в конструкции, словно Никита стоял на плавучей скале, а не пустотелой деревянной шкатулочке. Ну конечно, корабль же должен сопротивляться ударам настоящих штормовых волн, а не только ласковым шлепкам развеселившейся солнечным утром водички. Права была Аня — суденышко это должно не бояться и сильных ураганов. И построено так не из-за недостатка искусства корабелов. Что короткое — так это позволяет ему не ломаться, зависнув промеж двух волн. А широкое — для пущей остойчивости. А вот скорость судостроителей наверное не слишком волновала, поскольку ходить кораблику предполагалось далеко, а не быстро.

Корабль неторопливо удалялся от берега, плавно покачиваясь на волнах. Никита сначала опасался морской болезни — этого позорного, по его мнению, мужского недостатка. Не потому мужского, что женщины им не страдают, конечно, а потому, что для них это не является позором и недостатком. Однако, к счастью, обошлось. Может опять виробы помогли, а может просто Никита стал старше. Ведь морской-то болезнью он страдал в раннем детстве, когда родители взяли его на Черное море. А в уже новой жизни в Испании в море только купался. В общем, можно было спокойно смотреть на величественную панораму гор. На крутом склоне, зеленом снизу и сером сверху, четко выделялся эдьфийский город — черное пятно на светло-сером утесе. А вот человеческий город и порт с моря не были видны — все скрывалось за скалами. Когда здесь изобретут порох, подумал Никита, этот город станет неприступной крепостью. Потому что его скальные стены бронзовым кулевринам не по зубам. А вне гавани на скалистый берег почти невозможно высалится. Даже отсюда, издали, видна полоска бешеной пены там, где море синими языками точит скалы. И это когда погода почти штилевая по здешним понятиям. А волны, однако, ого! Просто здесь, на глубине, они длинные, пологие. А борта кусают лишь стаи мелких коротких волнишек, прыгающих как шакалы по барханам, по склонам больших волн. А вот у берега уже большие волны поднимаются как медведи во весь свой рост и ревут злобно на преградившие им путь скалы. В этой титанической схватке уцелеть было бы проблематично и броненосцу двадцатого века Земли, не то что здешним скорлупкам.

Поэтическое настроение Никиты прервала Аня, позвав его помочь со сбором проб морской воды. В порту за суматохой отплытия она не успела этого сделать. И Никита бросал за борт взятый у боцмана кожаный бурдюк на веревке, а Аня лила каплями воду в анализаторы. И выяснила всего лишь, что по составу солей здешнее море от земных почти не отличается. Чуть больший процент магния, чуть больше тяжелых металлов — след геологически недавней еще катастрофы. И все, пожалуй. Биология тоже ничем особенным не поразила. Водоросли, бактерии, немного зоопланктона. Пить не стоит — солоновато, но купаться можно за милую душу. Правда с корабля купаться рискованно — уйдет, не догонишь. А с берега даже и на вид невозможно — нету пляжей-то. Не станут здешние места в будущем курортами. Хотя может к тому времени волны уже изгрызут скалы и намоют песок. Но как же тяжело тут рыбакам — кроме немногочисленных защищенных гаваней причалить негде. И с гор текут не реки, а ручьи, слишком мелкие, чтобы можно было входить в их устья. Негостеприимный здесь берег для мореплавателей.