Дверь в стене

Государство, которое вышло из войны сильным и хочет стать ещё сильнее. Государство, которое обнаруживает, что сила - в гармонии. В уравновешенности всех его членов. И государство находит, что некоторые из его членов развились как-то уж очень чересчур. Глянешь на левую руку - рука как рука, а потом глянешь на правую и своей собственной руке испугаешься. "И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну".

Жалко? Ручку-то? Да жалко, конечно же. Но тут на по-человечески понятную жалость накатывает холодный расчёт. Жалко руку, жаль себя немного, но - в казне 46 миллиардов, а истратить предстоит 99.

Сила правой руки испугала весь организм. Форрестол сработал слишком, чересчур хорошо. Он перестарался. Он хотел как лучше и у него и вышло как лучше, но замкнулся круг, змея укусила свой хвост и хорошее обернулось своей противоположностью.

Государству нужны были 16 миллиардов долларов на план Маршалла, а у государства был дефицит в 53 миллиарда. Государством управляла демократическая администрация, а в оппозиции ей находились республиканцы, которые кричали, что они не позволят истратить ни одного лишнего цента и что план Маршалла это социализм и выбрасывание на ветер денег, принадлежащих американскому народу.

Флот превратился в угрозу. В угрозу самому государству. Он был слишком велик, слишком силён, слишком популярен, слишком дорог. С этим следовало что-то делать. Делать кому?

Да Секретарю по делам Флота, разумеется. Кому же ещё?

Форрестол должен был избавиться вот от этого вот великолепия:

Великолепия, которое он же и создал. От дела всей жизни.

"Я тебя породил, я тебя и убью."

132

Убивался флот так:

Вступая в войну, в самый её канун, на 12 июля 1941 года США имели в "списочном составе" ВМС 790 единиц. Отдельной строкой в списке считаются так называемые surface warships или флот, как его понимает массовое сознание - боевые корабли, за вычетом амфибийных средств, минных тральщиков, подводного флота и (между прочим) авианосцев. Таких кораблей у американцев в 1941 году было 225.

В августе 1945 года, в канун подписания Японией акта капитуляции в составе US Navy было 6768 "вымпелов", в том числе 833 surface warships.

К июню 1950 года или к началу войны в Корее в составе флота осталось 634 "вымпела" и 161 surface warships соответственно.

Что-то выводилось в резерв и ставилось на консервацию, но подавляющее большинство кораблей беспощадно резалось и шло на металлолом, а также по возможности продавалось или просто дарилось "друзьям". Если кому-то нужны цифры, то из имевшихся в 1945 году 23-х линкоров в составе флота остался один, из 28-ми так называемых fleet carriers или "больших авианосцев" осталось 11, из 71 эскортного авиносца осталось 4, из 72 крейсеров осталось 13, из 377 эсминцев осталось 137, из 361 фрегата осталось 10.

Нравилось ли флоту, что его режут? Понятно, что нет. Ни кораблям, ни людям. С рядовым составом было легче, он с нетерпением ждал "дембеля", но флот силён "кадрами", профессиональными моряками, теми, кто навечно связал свою жизнь с морем и вот с ними легко не получалось. Легко не получалось ни у них самих, ни у государства. Проблема с трудоустройством миллионов демобилизованных была решена при помощи всё того же "плана Маршалла" - американцы давали деньги европейцам и те на американские деньги размещали заказы на американских предприятиях, а так как Европа лежала в руинах и самих европейцев было очень много, то и заказы хлынули рекой, завращав колёса американской экономики. Рабочих рук не хватало почище военного времени. Начался невиданный послевоенный бум с его boom generation, с его большими автомобилями, с собственными домами, с расклешёнными юбками, с причёсками "конский хвост" и рок-н-роллом. Начался сплошной Элвис Пресли.

Начался праздник жизни.

Но не всем, не всегда и не на каждом празднике бывает хорошо. Потому что праздник это праздник, а жизнь это жизнь. И раз уж так получилось, что всплыли в очередной раз в нашем повествовании европейцы, то не будем упускать момент, а дёрнем удочку, подсечём их и посмотрим повнимательнее как на вытащенный праздник, так и на тех, кто празднует. Возьмём Францию. Не в последнюю очередь потому, что французы народ жизнерадостный и праздники они не только любят, но и отмечают. Новый Год там, Рождество. И про взятие Бастилии они не забывают. И про выигранную ими, как считается, Первую Мировую Войну. И про выигранную ими же Мировую Вторую. И символы победы у них тоже есть. Всё как у людей. Для нас символ победы это красный флаг над рейхстагом, а для них - освобождение Парижа. Вот очень популярная фотография, запечатлевшая этот судьбоносный момент всенародного торжества: