Дверь в Зазеркалье. Книга 1

Сейчас, после реставрации, Библия в тяжёлом кожаном переплёте тёмно-коричневого цвета, с бронзовыми застёжками и обновлёнными страницами занимала достойное место на полке за стеклом в кабинете Сергея.

И последняя находка случилась у него около года назад в конце ноября. Осень была удивительно тёплой, днём воздух прогревался до пятнадцати-двадцати градусов. Кое-где на деревьях проклюнулись почки, по-весеннему ярко зеленела трава. Знающие люди усматривали в этом близость 2012 года.

Переверзев, чувствуя нарастающее раздражение от бесполезно убитого времени, медленно шёл вдоль ряда выставленных на обозрение вещей. У кресла-качалки он остановился. Кресло продавалось давно. Изящная вещь была в хорошем состоянии, и каждый раз, проходя мимо, он подумывал о том, что неплохо было бы приобрести нечто подобное в свой сельский загородный дом, который после развода с женой и переезда её с дочерью в Симферополь, практически пустовал. Сергей представил отреставрированное, покрытое свежим лаком кресло на веранде, откуда открывался сказочно красивый вид на излучину Днепра, на островок неподалёку с одиноко растущей на нём сосной и далёкий лес на противоположной стороне, себя в этом кресле. Наверное, было бы неплохо.

Молодая женщина, продававшая кресло, каждый раз уговаривала его купить его, уверяя, что кресло это память о её бабушке, которой оно, в свою очередь, досталась от своей бабушки. Вещь действительно была старинной, изящной и прочной. В ней с первого взгляда чувствовалась порода, да и цена была вполне приемлемой. Но для покупки кресла всякий раз недоставало какого-то маленького толчка, необъяснимого нюанса, который заставляет человека, часто вопреки здравому смыслу, поступить именно так, а не иначе, переводя ситуацию из размытой и неясной в иное, равновесное, состояние. И в этот раз она, глядя на погружённого в меланхоличное созерцание Переверзева, спросила:

– Ну, что, всё не можете решиться?

– Да что-то не могу, чего-то, понимаете, не хватает, а чего и сам не знаю.

– А Вы добавьте ещё какую-нибудь вещицу, мы с мужем чердак в старом доме освобождали и всё, что можно свезли сюда. Посмотрите, авось что-то приглянется. А я цену сброшу, как оптовому покупателю.

Сергей нехотя подошёл поближе. На плёнке, которая была постелена на землю, лежали дверные замки в пятнах ржавчины, слесарные инструменты, ножи, электробритва «Харьков», подшивки старых журналов и прочая совершенно ненужная ему мелочь. На самом краешке этой груды хлама, придавленная по краям камешками лежала плохо видимая со стороны покупателей картина. И тут Переверзев почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Он подошёл поближе, стараясь не выдать свою заинтересованность.

Вырезанная когда-то из рамы, написанная на холсте картина имела сравнительно небольшие размеры, примерно, сорок на шестьдесят сантиметров. Лак, покрывающий изображение, потрескался и местами стёрся. На картине была изображена тихая лунная ночь над широкой рекой. Луна дорожкой отражалась в воде, пересекая реку от темневшего вдалеке острова до стоявшей у берега лодки. На берегу стоял шалаш и горел неяркий костёр. У костра, оперевшись на локоть, лежал мужчина и смотрел на реку. Лицо его в отблесках костра было задумчивым, словно он должен был принять какое-то важное решение и не мог решиться.

Картина явно что-то напоминала, и Переверзев вдруг вспомнил, что очень похожий сюжет он видел в местном художественном музее. Та картина принадлежала кисти одного из учеников Куинджи. Ему, как и учителю, особенно удавалось передать лунный свет, придавая ему нечто завораживающее, потустороннее. Этот талантливый художник писал только пейзажи, темы для которых черпал большей частью в окрестных местах.

Его картин осталось совсем немного. В основном они были разобраны по частным собраниями и ценились не меньше, чем полотна самого Куинджи.

Экскурсовод, немолодая дама с хорошо поставленным голосом, словно сошедшая со страниц тургеневского романа, говорила тогда, что художник написал ещё одну очень похожую, практически идентичную, картину. На ней он изобразил себя в возрасте сорока лет. И это был единственный пейзаж в его творчестве, в котором присутствует человеческая фигура.

Переверзев осторожно выдохнул воздух и, стараясь быть предельно спокойным, спросил:

– А эта картиночка может быть довеском к креслу?

– Почему нет, берите и её. На чердаке нашли вчера, под самой крышей между досками. Она в трубочку свёрнута была, не сразу и заметишь. Муж хотел в гараже прибить на стенку, но она так свернулась, что и не развернёшь. Видите, я камешками её по краям придавила, иначе не видно, что там нарисовано. Берите, а я на кресле уступлю.

Сергей расплатился, не веря своей удаче, положил в сумку свёрнутую в трубку картину, взвалил на плечо кресло и быстро пошёл к выходу.

Он не ошибся в своих предположениях. Как выяснилось в тот же день, картина действительно была написана приблизительно в 1904 году и считалась безвозвратно утерянной. Переверзев даже не стал выяснять её коммерческую стоимость. Понятно было, что она немаленькая.