Двери между мирами

Он уже собрался двинуться в путь, как вдруг его взгляд остановился на перекрученной полосе той липкой штуки и на пакетах с бесовым порошком. Если он оставит все это здесь, чудища почти наверняка разорвут пакеты. Бриз развеет порошок на все четыре стороны. «И туда ему и дорога», – угрюмо подумал стрелок, но допустить это было нельзя. Если Эдди Дийн, когда придет время, не сможет предъявить этот порошок, он окажется в глубокой луже. Блефовать с такими людьми, каким, насколько он мог догадаться, является Балазар, удается редко. Он захочет видеть то, за что заплатил, и пока не увидит, на Эдди будет направлено столько револьверов, что хватило бы на небольшую армию.

Стрелок подтянул к себе перекрученную клейкую веревку и повесил ее себе на шею. Потом начал карабкаться вверх по берегу.

Он прополз ярдов двадцать – почти достаточно, чтобы считать себя в безопасности – когда его осенила страшная (и в то же время в космических масштабах – смешная) мысль: что он уползает все дальше от двери. Во имя Бога, зачем тогда все эти муки?

Он обернулся и увидел дверь – не внизу, на краю берега, а в трех футах позади себя. Секунду Роланд лишь тупо смотрел на нее, воспринимая, как бред, то, что понял бы уже давно, если бы не жар и не звук голосов инквизиторов, беспрестанно твердивших Эдди: Как ты, почему ты, где ты, когда ты (эти вопросы, казалось, странно сливаются с вопросами чудовищ, выползающих из волн, отвратительно изгибаясь: Дад-э-чок? Дад-э-чам? Дид-э-чик?). Нет, это был не бред.

«Теперь я тяну ее за собой всюду, куда ни пойду, – подумал он. – Теперь она всюду следует за нами, словно проклятие, от которого вовеки не избавиться».

Он ощущал, что все это – непреложная истина… как и еще одна вещь.

Если дверь между ними закроется, она закроется навсегда.

«Когда это случится, – с мрачной решимостью подумал стрелок, – он должен быть по эту сторону. Со мной».

«Какой ты образец добродетели, стрелок! – захохотал человек в черном. Казалось, он навеки поселился в голове у Роланда. – Ты убил мальчишку; это была жертва, благодаря которой ты сумел поймать меня и, как я полагаю, создать дверь между мирами. Теперь ты намереваешься перетащить сюда этих троих и обречь их на такое, чего сам для себя не хотел бы: остаться на всю жизнь в чужом мире, где погибнуть им так же легко, как зверям из зоосада, выпущенным на волю в диком лесу».

«Башня, – мелькнула у Роланда безумная мысль. – Когда я доберусь до Башни и сделаю то, что должен сделать (если б знать, что!), совершу какой-то основополагающий акт восстановления или искупления, в котором мое предназначение, тогда они, быть может…»

Но визгливый хохот человека в черном, человека, который умер, но продолжал жить, став запятнанной совестью стрелка, не дал ему додумать до конца.

Но и заставить его свернуть с пути мысль о задуманном им предательстве тоже не могла.

Он сумел преодолеть еще десять ярдов, обернулся и увидел, что даже самое крупное из ползучих чудовищ не рискует заходить за линию прилива выше, чем на двадцать футов. А он уже прошел в три раза больше.

Вот и хорошо.

«И ничего хорошего, – весело возразил человек в черном, – и ты это знаешь».

«Заткнись», – подумал стрелок, и – о, чудо! – голос умолк.

Роланд затолкал пакеты с бесовым порошком в расщелину между двумя камнями и прикрыл их несколькими горстями скудной травы-зубчатки. Покончив с этим, он чуть-чуть отдохнул; голова у него горела, в ней стучало, его бросало то в жар, то в холод; потом он, перекатываясь с боку на бок, вернулся через дверной проем в тот, другой мир, в то, другое тело, ненадолго оставив позади все усиливающуюся смертоносную инфекцию.

Когда Роланд вернулся в свое тело во второй раз, оно было охвачено таким глубоким сном, что на миг он подумал, что у него началась кома… состояние, в котором все функции организма снижены до такой степени, что минутами он ощущал, как его собственное сознание начинает соскальзывать в глубокую тьму.

Но он заставил свое тело проснуться, тычками и тумаками выгнал его из темной норы, в которую оно забилось. Он заставил свое сердце биться чаще, заставил свои нервы вновь воспринимать боль, которая, как пламенем, обжигала его кожу и вернула его плоть в мучительную действительность.

Уже наступила ночь. Высыпали звезды. Те штуки, похожие на бопкины, что ему принес Эдди, были, как маленькие комочки тепла в окружавшем его знобком холоде.

Ему не хотелось, но он решил, что обязательно их съест. Но сначала…

Он взглянул на белые таблетки, которые держал в руке. Астин, как назвал их Эдди. Нет, не совсем так, но Роланд не мог произнести это слово так, как его выговорил невольник. Главное, что это – лекарство. Лекарство из того, другого мира.

«Если что-нибудь из твоего мира, Невольник, меня прикончит, – невесело подумал Роланд, – то, я думаю, скорее твои снадобья, чем твои бопкины».

Но попробовать все равно придется. Это не то лекарство, которое ему действительно нужно – во всяком случае, по мнению Эдди – но оно должно сбить ему жар.

"Три сейчас, три потом. Если будет какое-нибудь "потом".