Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России)

Не то в столицах. Вопреки своему поведению в 1904-05, влиятельные столичные круги российского еврейства, да и русские либералы, в возникшем конфликте 1914 года предложили самодержавию свою поддержку, предложили - союз. "Патриотический подъём, охвативший Россию, не оставил в стороне и евреев"4. "Это было то время, когда... Пуришкевич, видя русский патриотизм евреев, целовался с раввинами"5. И в печати (не в "Новом времени", а в той самой либеральной, по Витте "полуеврейской", печати, выражающей и ведущей порывы общественности, буквально требовавшей в 1905 капитуляции всего строя) от первых дней войны вспыхнул вихрь патриотического энтузиазма. "Через голову маленькой Сербии меч поднят на великую Россию, защитницу неприкосновенного права миллионов на труд и на жизнь". На чрезвычайном однодневном заседании Государственной Думы, "представителей разных национальностей и партий в этот исторический день волновала одна мысль, одно великое чувство трепетно звучало во всех голосах... руки прочь от Святой Руси!.. Мы готовы на все жертвы для охранения чести и достоинства нераздельного государства Российского... "Бог, Царь и народ!" - и победа обеспечена... В защиту нашей родины мы, евреи, выступаем... по чувству глубокой привязанности".

Даже если тут проявлялся и обоснованный расчёт на ответный благодарный жест - получить равноправие хотя бы по окончании войны, - правительству, принимая неожиданный союз, надо же было решиться выполнить, или обещать выполнить, свою сторону обязательств.

И действительно, для прихода равноправия разве требовалась непременно революция? Да поражение революции Столыпиным "привело к ослаблению интереса к политике как в русской, так и в еврейской среде"6, - что по крайней мере значило отход от революции. Как выразился Шульгин: "Воевать одновременно с евреями и немцами русской власти было не под силу. С кем-то надо было заключить союз"7. Теперь нововозникший союз с российским еврейством надо было тут же закрепить формально: издать хотя бы обещающий документ, как был издан для поляков. Но такое мог охватить и на такое решиться - только Столыпин. Без него же теперь - это не было осмыслено, не было сделано. (А с весны 1915 упущено и гораздо хуже.)

Конечно, у либеральных кругов, включая верхи российского еврейства, тут было и добавочное уверенное соображение. Ещё в 1907 (опять же безо всякой настоятельной надобности) Николай II дал втянуть себя в военный союз с Англией (и тем стянул на своей шее петлю будущего русско-германского столкновения). И ныне соображение всей российской передовой общественности было: что союз с демократическими державами и совместная с ними победа сделают неизбежной для России к концу войны всеобщую демократизацию, а значит устойчивое еврейское равноправие. Был смысл российским евреям, и не только столичным, - стремиться в этой войне к победе России.

Но этот смысл был перевешен суматошным, безразборным и массовым выселением евреев из прифронтовой полосы, приказанным Ставкой при великом отступлении 1915. Что у Ставки вообще оказались на то полномочия - результат неуклюжих решений в начале войны. В горячечные дни июля 1914, мечась перед надвигающимся жребием войны, Государь между делом, как второстепенный документ, подписал Временное Положение о полевом управлении войск, по которому Ставке предоставлялись неограниченные права во всех прифронтовых областях, на большую глубину - и безо всякого согласования с Советом министров. Этот документ не казался в тот момент серьёзным, ибо всегда предполагалось, что Верховным будет сам Государь, и конфликтов с кабинетом министров возникнуть не может. Но и в те же июльские дни 1914 министры же и отговорили Государя принимать Верховное Главнокомандование. Государь проницательно предложил этот пост своему любимцу пустомеле Сухомлинову, военному министру. Сухомлинов, естественно, отпорхнул от такого почёта - и пост достался в. кн. Николаю Николаевичу, а тот не счёл возможным начинать с ломки уже назначенного штата и сменить начальника штаба Верховного, каким уже до него был назначен генерал Янушкевич. А Положение-то о полевом управлении - при этом не изменилось. И теперь всё кормило управления одной третью России досталось ничтожному, даже не военному, а административному генералу Янушкевичу.

В самом начале войны на местах возникали приказы к выселению евреев из фронтовой полосы8. В августе 1914 в газетах можно было прочесть: "Права евреев... Циркулярное телеграфное распоряжение всем губернаторам и градоначальникам приостановить акты массового или частичного выселения евреев". Но к новому 1915 году, как свидетельствует доктор Д. Пасманик, бывший всю войну на фронте врачом, "вдруг по всему фронту и во всех правительственных кругах заговорили об еврейском шпионаже"9.

Именно Янушкевич, летом 1915, прикрывая отступление русских армий, казавшееся тогда ужасающим, стал издавать распоряжения о массовых высылках евреев из прифронтовой полосы - высылках огульных, безо всякого разбора личной вины. Удобный ход: свалить все поражения на евреев.