Двести третий день зимы

За тяжелой шторой болтались еще куртка и одна длиннющая шуба, перекинутая через вешалку, чтобы не подметала пол. Нюта постояла немного, вдыхая аромат чужих духов. Из общего зала доносились шум кофемашины и голоса. Звякнула ложка. Кто-то засмеялся. Когда объявили зимовье, кафе практически сразу начали работать только навынос. Кажется, официальный запрет так и не вышел, но стало понятно, что новая реальность плохо вяжется с распитием горячих напитков и поеданием выпечки. А потом и продукты закончились. Славик сокрушался о количестве людей, оставшихся без работы, Нюта с ним соглашалась, но добавляла к списку потерь еще и возможность завтракать яйцом пашот и свежесваренным фильтр-кофе, но вслух об этом, конечно, не говорила.

– Идешь? – Тая заглянула к ней за шторку. – На, брось там где-нибудь.

Нюта прицепила к вешалке свой пуховик и куртку Таи, успев вдохнуть запах – табачный и древесный, будто из прошлой жизни, – и вышла из гардеробного закутка. Зал был небольшой – на четыре столика, но с полукруглой барной стойкой. За ней влажно поблескивали бутылки и огромный чан со множеством краников. В барах так кипятили воду, чтобы заваривать пуэр особым проливом. Нюта застыла, вчитываясь в знакомые названия на этикетках бутылок с джином и виски, и не сразу поняла, что ее тоже рассматривают.

Тая стояла у барной стойки и вполголоса переговаривалась с женщиной по другую сторону. Женщина эта разглядывала Нюту без всякого стеснения, даже с любопытством. Нюте тут же стало не по себе, и она попробовала охватить взглядом женщину всю целиком, за исключением глаз. Короткая стрижка, волосы совсем седые, но женщина не старая, лицо еще гладкое, и тело под одеждой крепкое. Его подчеркивали балахонистые черные, серые, белые слои ткани. На груди поверх блузки висело тяжелое золотое кольцо. И больше никаких украшений. Водянистые глаза пытливо рассматривали Нюту.

– Сейчас познакомлю вас, – сказала Тая, отвернулась от стойки и подбадривающе улыбнулась. – Это Груня.

Женщина отвела взгляд и потянулась за бутылкой, стоящей где-то на нижней полке. Оттуда раздался ее голос с хрипотцой:

– Аграфена Станиславовна, я попрошу.

Тая скривилась и подвинула к себе пустую рюмку.

– Будешь?

Хотелось теплой воды с лимоном, но Нюта кивнула и присела на краешек высокого стула.

– Значит, Нюта. – Из бутылки полилось нечто густое, с запахом вишни. – Табачная магнатка, так? Наслышана. – Груня растянула губы, аккуратно подведенные темным карандашом.

Воздух сразу стал таким же густым, как наливка. Нюта убрала руки под стойку и сцепила пальцы. Не ответила. Да и что тут ответишь? Отшутиться бы, вот только язык прилип к нёбу.

– Да боже мой, обязательно человека пугать? – Тая вырвала бутылку из холеных рук, налила щедро, почти всклянь, и себе, и Нюте. – Груня – хранилище чужих секретов, не переживай.

Больше всего Нюте хотелось быстренько забрать пуховик из гардеробной и свалить домой. По возможности ни с кем не говоря. И никого не видя. Но она выпрямила спину, улыбнулась легко, мол, ерунда какая, подумаешь, и опрокинула в себя рюмку. Наливка оказалась терпкой и крепкой. Нюта проглотила ее, посидела с закрытыми глазами, а когда открыла, мир вокруг выглядел почти приемлемо. Можно и задержаться чуток.

– У тебя красивое платье, – сказала Груня. – Еще налить?

Нюта кивнула, но вторую рюмку решила смаковать. И даже чуть огляделась по сторонам. Занят был только один столик, самый дальний в углу. Аккуратный мальчик лет семнадцати увлеченно поедал за ним торт.

– Киевский, – перехватила ее взгляд Груня. – Могу вынести кусочек.

– Спасибо, я сладкое не очень… – соврала Нюта.

– Так вы же за шоколадом пришли. Или все-таки на смотрины? – И засмеялась первая – низким грудным смехом, опершись на локти. Кольцо чуть заколыхалось на цепочке, но Груня тут же успокоила его движением ладони.

– Ладно, шоколад я все-таки принесу, – решила она. – Виктор соизволит откушать – пусть тарелку сам моет, скажи ему. – И скрылась за узкой дверью, спрятанной в тени бойлера.

– Извини, – проговорила Тая, вылавливая из рюмки вишенку. – Груня всегда устраивает цирк.

Виноватой она не выглядела, и притупленная наливкой злость вернулась к Нюте.

– И кому еще ты рассказала о табаке? – Голос чуть подрагивал, словно тонкая стальная пластинка от удара. – Может, в паблике городском объявление дала? Или сразу в редакцию ЗИМ письмо накатала?

Тая отправила в рот ягоду и уставилась на Нюту, медленно сглотнула, выплюнула на ладонь косточку.

– Ты чего?

– А сама как думаешь? По-твоему, нормально травить байки о том, что я нелегальные самокрутки с работы таскаю?

– Угомонись. – Тая лениво потянулась, взлохматила кудряшки. – Так надо было.

– Надо?

Но Тая не ответила, только глаза округлила, мол, потом. Узкая дверь в ту же секунду скрипнула, впуская Груню с двумя чашками в руках.

– Витя, персик мой, – позвала она, и мальчик за столом вскочил на ноги. – Вымой тарелку и шагай. И вы тоже не засиживайтесь. – Поставила чашки на стойку. – Ко мне едут гости, и лучше, чтобы вас тут не было.