Двести третий день зимы

Тая недовольно сморщилась, но спорить не стала. Взяла чашку двумя руками и поднесла к губам.

– С перцем?

– С перцем.

– На настоящем молоке?

– На настоящем. Еще и со сливками.

– Только зефирок не хватает.

– А попа не слипнется?

Нюта вроде и слушала их, но вся обратилась в нюх. Запах горячего шоколада с перцем обволакивал ее, словно новенькое одеяло, пушистое и еще не затасканное. Хотелось стать маленькой, не больше колпачка от ручки, взобраться на край чашки и сигануть прямо в сливочную массу. Может, даже свариться в ней. Ради такого – не жалко.

– Пей, остывает же, – вернула ее в реальность Тая.

И пришлось просто пить. Причмокивая и переводя дух. Стало сразу жарко и хорошо. И сладко – настолько, что даже не обидно было допить до последней капельки под понукания Груни и тут же выскочить на холод.

– Дай я в стаканчик перелью! – возмущалась Тая, расплескивая шоколад по барной стойке. Нюта с трудом сдержалась, чтобы не смазать его пальцем – и потом этот палец облизать.

Они стояли у стены главного корпуса, спрятавшись от ветра за пустым рекламным щитом, и допивали остывший шоколад из картонного стаканчика. Тая делала глотки, разглядывая пустой двор. Она натянула шапку и подняла воротник. Шарфа на ней в этот раз не было, поверх застежки виднелась полоска шеи, и Нюте хотелось спрятать ее от холода, прикрыть ладонью, заслонить от снега. Но она просто наблюдала за тем, как краснеет голая кожа, и старалась глотать шоколад быстрей, пока красное не стало отмороженно-белым.

– Я не просто так сказала Груне о табаке, – наконец заговорила Тая. – Обычно не треплюсь без надобности.

– И зачем тогда? – От перца и снега Нюта совсем расползлась. Дознаваться ей уже не хотелось, она предпочла бы прилечь и помолчать.

– А сама как думаешь? Мы сейчас где были?

Нюта пожала плечами.

– В кафе.

– Ну да, они же на каждом углу. Ничего странного.

Тая сжала в ладони пустой стаканчик и сунула его в боковой карман рюкзака.

– Слушай, я не дура. Понимаю, что это место для своих и все такое. Но зачем рассказывать мой секрет подружке – тут я без понятия…

– Она не подружка, – ответила Тая, закидывая рюкзак обратно на плечо. – Она вдова. Пойдем, сейчас здесь станет тесно.

И они двинулись вдоль здания в сторону закрытого метро. Их следы уже присыпало, но появились новые – наверное, Вити, успевшего доесть торт, вымыть за собой тарелку и покинуть кафе, пока они топтались в гардеробной.

– Груня не пускает к себе всех подряд с улицы, – объясняла Тая на ходу, когда они нырнули в арку, прорезающую длинный корпус завода. – И просто с кем-то за компанию к ней не придешь.

– А как же тогда?

Снег задувало в арку, и колючая крошка стегала по щекам. Нюта пыталась укрыться рукавом, но руки тут же начали мерзнуть даже в варежках.

– Надо вздрочнуть систему. Понимаешь? Сделать что-то, чего нельзя. И тогда станет можно прийти к Груне.

Тая остановилась, схватила Нюту за руку и притянула к себе.

– Груня ненавидит все это дерьмо. Я не знаю никого, кто еще так же люто ненавидел бы их. Всех. И холодовиков, и партийцев.

Нюта дернулась. Ей не хотелось слушать ни о системе, ни о холодовиках. Но Тая держала ее крепко и тянула к себе. Так, что их носы почти соприкоснулись.

– Ну а ты? – лишь бы увести тему в сторону, спросила Нюта. – Кого ты вздрочнула за кусок киевского торта?

Тая не отстранилась, но руку отпустила. Выдохнула Нюте прямо в лицо горячим шоколадным духом.

– Никого. Я по старому знакомству. Ладно, дубак лютый, нечего тут… – И осеклась на половине слова, потому что в просвете арки мелькнула ослепительно-белая машина с мигалкой на крыше. Тая ругнулась и прижалась спиной к стене. Нюта повторила ее движение быстрее, чем сама поняла зачем.

– Нам нельзя здесь? – Шепот получился оглушительно громким.

Тая кивнула. И накрыла рот Нюты ладонью. Кожа у нее оказалась сухая и горячая. Нюта затихла. Машина затормозила сбоку от арки, хлопнула дверца, потом лязгнул шлагбаум, и снова раздался дверной хлопок. «Во двор заехали», – поняла Нюта и попыталась озвучить это, но ладонь надавила сильнее. Снег заскрипел под ногами приехавших, пропищал домофон, и снова хлопнула дверь, но не легкая автомобильная, а входная. Ведущая к Груне. И сразу все стихло. Тая убрала руку. Без нее губам стало холодно.

– Может, Груня и ненавидит систему, – проговорила Нюта, – но сама система не прочь заглянуть к ней на огонек. Мигалку видела?

Тая не ответила, выскочила из арки и зашагала к метро так быстро, будто опаздывала на последний поезд.

– Нормально все? – спросила Нюта, с трудом ее нагнав.

– У тебя губы все в шоколаде, вытри, – хмуро ответила Тая.