Двести третий день зимы

Влада как раз расправила на пальцах кожаную перчатку и взяла Шурика под локоть. Тот махнул сжатым кулаком и повел ее по свежему снегу через парковку.

– Я на Лучевом сяду, – сказал Лева, оборачиваясь к Тае. – А вы?

– Давай на Лучевом мы сядем и Витю с собой заберем. А ты дойди до Гиляровского, пожалуйста, – потянула она воротник куртки и добавила просительным тоном: – Мы и так намерзлись сегодня.

Лева закатил глаза, но спорить не стал. Мелкая снежная крошка успела осесть на его волосах. То ли седина, то ли пепел – в полутьме не разберешь. Лева обнял Таю, пожал руку Вите. Нюта стояла в сторонке и, когда он подошел к ней, мигом вспыхнула.

– Рад был познакомиться, – сказал Лева, строго смотря ей в глаза. – Береги себя, пожалуйста.

– И мне, и ты тоже… – растерянно пробормотала Нюта, но Лева уже сорвался с места и быстрым шагом пошел через снег, засунув руки глубоко в карманы пальто. Легкая хромота делала Леву угловатым и резким.

– Надо ему варежки связать, – задумчиво проговорил Витя, провожая его взглядом. – Пойдем?

Они шли молча. Нюте отчаянно хотелось начать расспрашивать. Что это за люди? Что за ангар? Почему они сидят там? Почему едят лапшу и разговаривают громко о том, о чем и думать-то лучше потише? Кого защищает Влада? Что за странный Лева? И почему Тая привела ее, малознакомую приятельницу, в компанию, сложившуюся давно и прочно? Это же опасно! Очень опасно! Или опасно не для них? А для нее, Нюты?

Мысли метались в голове, отвлекая от мороза, который становился все крепче. Остановка поблескивала в свете фонаря. Шапка из снега на ее крыше скособочилась и свесилась с края. Витя подпрыгнул и хлопнул по ней ладонью. Снег свалился. Витя прошелся по нему, с силой впечатывая подошвы.

– Балда, – беззлобно прокомментировала Тая.

Нюта застыла над глубоким следом его ботинка. Этот отпечаток поднимал в ней щекотную волну страха и удовлетворения. А чего больше – разобрать она не могла.

– Кажется, наш, – сказала Тая, рассматривая блеклую табличку на лобовом стекле подъезжающего автобуса.

– Везуха вам, – улыбнулся Витя и взмахнул рукой в фиолетовой варежке. – Добирайтесь осторожно.

– Не учи ученого!

Тая схватила Нюту за руку и потащила к разъехавшимся дверям автобуса. А Витя остался стоять около столба светофора, почти сливаясь с темнотой. Только буквы «ЖДИТЕ» на кнопке вызова перехода подсвечивали его лицо слабым красноватым сиянием.

Внутри автобуса было душно. Тая уверенно двинулась к задним сиденьям, Нюта последовала за ней. Через грязное стекло фигура Вити на фоне снега казалась смазанной. Он еще раз махнул рукой, потом залез в карман и достал оттуда маркер. Автобус зафырчал, выруливая из сугроба на обочине, а Витя начал выписывать на коробочке с кнопкой большие печатные буквы. Нюта прислонилась к стеклу и вгляделась. Буквы с трудом, но можно было различить: В, Е, С, Н, У… От их вида внутри у Нюты задрожало и оборвалось что-то раскаленно-ледяное. Она схватила ртом воздух, обернулась к Тае. Но та только пробормотала:

– Вот балда.

И откинулась затылком на спинку кресла.

10

До остановки, где Нюте предстояло вывалиться из тепла в снег, автобус добирался упорно и деловито. Объезжал заносы, тормозил на пустынных перекрестках, поскрипывал и пованивал бензином, но ехал. Тая все это время держала свои сухие горячие пальцы на шее Нюты, и от этого было просто невозможно дышать. Сзади, там, где кожа осталась незакрытой воротником и шапкой, Тая подушечками надавливала на позвонки. Оставляла обжигающие отпечатки. И они пульсировали в Нюте, эхом расходясь по всему телу. Она то ли задремала, то ли подтаяла от мерного покачивания и горячих прикосновений, и ей начало казаться, что они будут ехать долго-долго – возможно, всегда.

– Твоя, – сказала Тая, когда автобус все-таки дополз до нужной остановки. – А мне на следующей.

Нюта рывком поднялась с сиденья, на ватных ногах спустилась с двух высоких ступеней и встала перед дверями. Те судорожно скрипнули и разъехались.

– Спишемся? – спросила Нюта, с трудом разлепив губы.

– Конечно. – Тая смотрела серьезно и пальцы свои, сухие и горячие, продолжала держать на весу. – Иди, сейчас поедет же!..

Нюта шагнула в темень, ее привычно обожгло морозным воздухом, ноги тут же завязли в снежной каше. Но в шее продолжало пульсировать, и этого тепла хватило до самого дома. И даже в подъезде – сыром и пустынном – вдруг вспыхнула лампочка, хотя такой роскоши не случалось с начала зимовья. Проверять, не пустили ли еще и лифт, Нюта не стала – хорошего понемножку – и поднялась по лестнице, оббивая ботинки от снега.