Двое

Скоро его отпустило, взгляд оттаял, и об огне в нём напоминала лишь всё ещё блуждающая по телу дрожь. Завьялов успел отдышаться и теперь размеренно водил по моему обнажённому телу твёрдыми пальцами. Плавное касание, повторяющее линию нижней челюсти, вниз от острого подбородка к шее, между ключиц, затем, легко-легко, очертить окружность груди. От горячих подушечек пальцев по коже разливалось тягучее тепло. Оно ощущалось мягким свечением. Мучительно долгое касание, ведущее по линии живота строго вниз, дальше – едва задевая впадину пупка. Мой стон. Такой же долгий, чувственный. Он сорвался с губ непроизвольно. Ник ловил моё удовольствие, он запоминал его, он его вдыхал с ароматом разгорячённой кожи. А ещё почему-то происходящее казалось таким естественным… будто мы знаем друг друга давно и долго ждали этой встречи. Это недалеко от истины и всё же совершенно иное. Когда Никита накрыл ладонью лоно, я непроизвольно ахнула и вцепилась в его запястье. Больше близости мне не хотелось. Я наслаждалась собственным восприятием ситуации, рефлексировала, а, может, надеялась уловить что-то ускользающее, волшебное, тайное.

– Нам пора возвращаться, – не без сожаления выдохнул Ник и прижался губами к уголку моего рта. – А ты такая красивая… бабуля сразу всё поймёт… – по-доброму усмехнулся он и игриво лизнул мою щёку, которая вдруг стала нестерпимо горячей.

– Ты во всём виноват!

– Ну, раз ты так утверждаешь… даже спорить не стану… – податливо кивнул Ник и прижался лицом к моему позвоночнику – я как раз села, чтобы отыскать в темноте салона одежду.

Он мне совсем не помогал. Будто нарочно оттягивал момент, когда придётся держать дистанцию. Жался ко мне, перехватывал то под живот, то поперёк груди, то просто придерживал ладони, собственнически прижимая их к своим колючим щекам. Он искал ласки, ждал отклика, а я была сосредоточена совсем на другом.

Вернувшись домой, я отказалась от ужина, ссылаясь на усталость. Мария Степановна посмотрела на меня со значением, а Завьялов криво ухмыльнулся. Как истинный самец и действующий хозяин положения, претерпеть отказа он не мог.

Я не слышала разговора, что происходил за столом. Распознать можно было только интонации. Укоряющие. Завьялов слушал наставления бабушки молча, и я могла себе лишь представить, чего ему стоит сейчас сидеть, борясь с желанием проявить характер и демонстративно хлопнуть дверью. Впрочем, проблемы Завьялова заботили меня мало. В голове в очередной раз прокручивалась шальная мысль, которая не просто сбивала с толку, а буквально ставила меня с ног на голову. Эта мысль настораживала и пугала, она выворачивала моё сознание, призывая поступить так, как хочется, двигаться туда, куда ведёт импульс, порыв. Воплощённая в жизнь, эта мысль готова была разразиться оглушительным громом и расколоть моё личное небо надвое. А самое жуткое, что я этого хотела. Как там сказал Завьялов… Свобода – это состояние души! И я могла научиться быть свободной. Я могла научиться быть честной с собой.

Стук в окно заставил меня вздрогнуть и опасливо покоситься в сторону ночной темноты. Борясь с желанием увильнуть от неминуемого разговора, на какое-то время я затаилась, но стук повторился. Он стал настойчивее и грозился привлечь ненужное внимание, потому я всё же сорвалась с места и осторожно распахнула окно. И не успели створки разойтись в стороны, как Никита запрыгнул на подоконник и, ощутимо удерживая за шею, жёстко впился мне в губы.

– Теперь ты мне должна, – самодовольно оскалился он. – Бабуля мне мозг выела, – смеясь, добавил тут же. – Ты чего взбрыкнула?

– Мне нужно было кое-что обдумать, – обтекаемо прошептала я. Никита вскинул брови и подался вперёд.

– Как интересно… – пророкотал он, пристально разглядывая моё лицо. – Расскажешь?

Его ладонь уже настойчиво разминала мою шею, но вместо ожидаемого стона блаженства я выдала лишь нервную виноватую улыбку.

– Не сейчас, извини.

– Май, я обидел тебя чем-то? – уже всерьёз обеспокоился Никита и я замялась.

Признаний сейчас хотелось меньше всего, а он не давал и шанса избежать прямого пытливого взгляда, который отчего-то, несмотря на темноту, ощущался особенно остро. Что я могла ему сказать? Что, выскочив замуж едва исполнилось девятнадцать, я потеряла так много… Что, может, именно поэтому меня буквально подбрасывает от удовольствия… Или причина в другом, и я сейчас старательно пытаюсь её затоптать, только бы не признаться себе, что дело в одном конкретном человеке. И голова кружится от переизбытка эмоций, а вовсе не оттого, что он улыбается, глядя на меня…