Двое

– Я почему-то так и подумал. Я тоже не любил, но хотел бы. Как мой отец. Он увидел маму, и прежняя жизнь потеряла смысл. В одночасье он ушёл из семьи, оставил бизнес. А ведь она ему даже ничего не обещала. Отец покорил её своим стремлением меняться ради любви. Желание изменить себя дорогого стоит. Я тоже сумею.

– И перестанешь волочиться за каждой юбкой?

– Ну, ты ведь меня совсем не знаешь, – будто бы упрекнул Никита, и только тогда я восприняла его слова серьёзно. Только тогда задумалась над смыслом.

– А ты смог бы полюбить меня? – зачем-то спросила я и наткнулась на какое-то ледяное безумие во взгляде.

Завьялов моргнул, и всё исчезло, как и не было. Только странный холодок пробежал по моей спине. Дожидаться ответа я не стала, подскочила и бросилась в воду с разбега. И жалкая мысль… «Я бы хотела, чтобы он меня полюбил» – только эта жалкая мысль тешила уязвлённое самолюбие. Что ему стоило солгать?..

Уже вечером мы сидели в уютной и шумной компании соседей. Завьялов вовсю пользовался природным артистизмом, его шутки заходили на ура, а предложение спеть в караоке стало главным активатором задора. Сам Никита не пел, но умел здорово всё организовать. Он подбадривал, стимулировал, он же и высмеивал «особо талантливых». Но его насмешки не казались злыми. Он словно разговаривал со всеми на одном языке, я же стала невольным зрителем в разыгранном как по нотам спектакле.

В баню мы пошли последними, и я вздохнула с облегчением, осознавая, что косо на нас при этом никто не смотрел. Здесь в принципе не было разделения на мужской и женский пол. В парилку заходили все вместе. Кто в плавках и купальниках, кто в полотенце. Мне Никита выделил плотную белую простыню, но даже она не скрыла очертаний женского тела, оказавшись насквозь мокрой. Завьялов не пытался залезть под простыню рукой. Он наслаждался эстетическим эффектом. И вид тёмных ареол сосков, плавные изгибы бёдер, впалый живот под ставшей полупрозрачной тканью, ещё долго будут будоражить сознание, и приходить во снах. По крайней мере, он меня в этом заверил. Единственное, от чего он так и не смог отказаться, так это от жадных вожделенных взглядов. Ник меня хотел. Хотел часто. И если не подмять под себя в сексе, то хотя бы коснуться. Практически невинно, целомудренно провести кончиками пальцев в миллиметре от кожи обнажённого плеча, обдать жаром дыхания шею. Оставалось только удивляться, как важно для него оказалось невербальное общение. Это был язык жестов, это было считывание эмоций. Что-то неуловимое, но прочно соединяющее двух людей, мужчину и женщину. Ну и, конечно, желание.

Как только я окончательно разомлела под действием пара, ароматного запаха хвои, его мужское начало всё же взяло верх. Ник продемонстрировал факт возбуждения и не ждал от меня согласия. Он видел его в моих глазах, в мягкой улыбке, в ленивом движении бёдер. В этот раз Завьялов был предельно нежен, осторожен. Каждое движение плавное, неторопливое, тягучее. А меня подбрасывало, будто на раскалённых углях. Секс имеет значение, но между нами было нечто большее, чем случайная связь. Было нечто более объёмное, нежели обычная похоть. И мои вчерашние ночные мысли вернулись. Это было осознание, что я хочу видеть его глаза, его улыбку. Осознание того, что хочу чувствовать это тепло, эту магию, что соединяла нас. Всегда. Каждый день. И чтобы всё это принадлежало только мне. Эти мысли подрывали сознание, заглушали эмоции, они стали единственным, что держало меня на грани, и я не утерпела. Вцепившись в Ника взглядом, тихо выдохнула:

– Я хочу от тебя ребёнка.

Вероятно, Завьялов меня плохо расслышал, потому что продолжил двигаться в том же ритме. Только глаза поднял и потянулся за поцелуем, который я ему не дала.

– Я хочу от тебя ребёнка, – повторила я громче, настойчивее, со сквозящим в интонации паническим ужасом. Пугала мысль, что он всё слышал, и только позволил мне сделать вид, словно ничего не было.

Но страх исчез, как только Никита улыбнулся. Легко и будто бы пьяно. В его глазах запрыгали шальные огоньки, а кончик языка оказался прижат под левым клыком.

– А ты умеешь удивить, – вдруг рассмеялся он, но этот смех был ненастоящим, поверхностным. В реальности же мельком отображалась просто буря эмоций от лёгкой растерянности до настоящей эйфории.

Мужское лицо сделалось сосредоточенным, серьёзным, губы сомкнулись в единую упрямую линию.

– А ты кого хочешь, Май? Мальчика или девочку? – с нескрываемым восторгом поинтересовался он, наконец, продолжив совершать свои размеренные толчки. Теперь ещё более осторожные и бережные. То ли дразнил, то ли всё ещё пытался осмыслить мои слова.

– Мальчика! – бездумно и крайне эмоционально выпалила я, растерявшись от его вопроса. – И девочку! Девочку тоже хочу, – напряжённо сглотнула я, будто ожидала, что мечта осуществится в этот самый момент, практически мгновенно.

Никита смотрел на меня во все глаза и улыбался.

– Или двойню! Хочу двойню. Сделаешь?