Двое

В этом она права, вскоре мы уже направляемся по шоссе к юрскому побережью в Дорсете. Фиона купила свой домик примерно шесть лет назад. Не романтический обветшалый коттедж, но бунгало, построенное в девяностых. Изначально довольно бездушное, но с отличным, завидным расположением у моря. Она сделала своим проектом распотрошить и переделать его. В отличие от всех встречавшихся мне пляжных домиков, там нет ни одного украшения в виде морской звезды, никаких якорей или полосок моряков, если на то пошло. Дом сделан в нежных розовых, персиковых и насыщенных оранжевых оттенках, как дань закату, за которым она обожает наблюдать со своего гигантского дивана сквозь стеклянную стену, открывающую восхитительный вид. Мы часто проделывали эту поездку вместе – обычно с мальчиками и Марком – чтобы наслаждаться долгими выходными, когда бриз спутывает волосы, соль липнет к коже, а ноги зарываются в теплый песок. В этом месте я всегда чувствовала себя умиротворенной и счастливой. Мне не терпится оказаться там, где за мной поухаживают. Где я буду в безопасности. Я осознаю, что все еще напряжена, готова к нападению, к чему-то ужасному. Я глубоко вдыхаю, откидывая голову на сиденье.

Я так благодарна, что Фионе хватило предусмотрительности и доброты сначала отвезти меня туда, а не прямо в участок. Она права, мне нужно перегруппироваться, может, даже попытаться расслабиться. Конечно, рано или поздно мне придется со всем столкнуться – с тем, что я сделала, что сделали со мной – но Фиона отстояла свое звание лучшей подруги, побеспокоившись в первую очередь о моих нуждах и обеспечив их, оценив их даже выше того, что от нее ожидается как от законопослушной гражданки.

Фиона то и дело поглядывает на меня. От нее исходит беспокойство, она, должно быть, отчаянно хочет узнать, что я пережила после нашей последней встречи. Я чувствую, что она сдерживает вопросы. Она не говорит ничего, только настаивает, чтобы я попила и поела.

– Ты такая худая, – тихо говорит она.

– Какой сегодня день? – спрашиваю я.

– Понедельник.

Я была в заключении неделю. Казалось, прошли годы. Я закрываю глаза, позволяя себе задремать, зная, что я в безопасности. Фиона на моей стороне.

44

Кэйли

Фиона осторожно будит меня.

– Мы приехали. – Она по-доброму улыбается. – Ты здорово вырубилась.

Еще сонная, я выбираюсь из машины. Коттедж радует взгляд на фоне темного неба. Фиона берет сумки из багажника и отпирает заднюю дверь. Я отупленно следую за ней на кухню, не способная удержаться, нуждаясь, чтобы она сказала, что делать дальше. Дом кажется холодным, пустым. Пахнет немного затхло. Фиона включает свет и улыбается мне.

– Я разожгу камин, но думаю, сначала тебе нужно искупаться, верно?

Как сильно от меня воняет? Фиона набирает ванну и я осторожно раздеваюсь. Я задумываюсь, не стоило ли нам поехать в больницу, сломана ли у меня рука, но я не могу устоять перед соблазном горячей ванны и сна в удобной кровати. Фиона зажгла свечи и добавила щедрую порцию какого-то чудесного ароматического масла в воду. Это убежище. Я медленно опускаюсь в воду. Лежу неподвижно, теплая, сладко пахнущая вода мягко омывает мое тело. Я слышу, как Фиона готовит ужин на кухне внизу. От мысли, что я буду чистой и накормленной, я разражаюсь тихими рыданиями.

Фиона стучит в дверь ванной.

– Можно войти?

– Конечно.

Мы жили вместе столько лет, что не раз видели друг друга обнаженными, но сегодня я стесняюсь больше из-за фиолетово-коричневых синяков, цветущих на ребрах, запястьях, груди и спине. Я ожидаю, что она отшатнется или будет шокирована; я благодарна за ее стойкость, когда она просто берет мочалку, макает в воду и начинает осторожно мыть мне спину.

– Хочешь об этом поговорить? – спрашивает он. – То есть, очевидно, только если ты готова.

– Тебе, должно быть, интересно, как я во все это впуталась?

– Ну, да. – Она замолкает, затем тихо добавляет: – О, Кэйли, как ты могла решить, что это нормально?

До прошедшей недели я всегда старалась минимизировать время на раздумья о моей ситуации и никогда он ней не говорила, ни словечка. Однако во время моего заключения воспоминания, мысли, причины моих решений вторглись в мою голову – расставив локти, требуя внимания. Все это время наедине с собой и без каких-либо занятий, было невозможно не чувствовать уколов совести и рассудка. Прямо в сердце. Думаю, я хочу об этом поговорить. Хочу, чтобы Фиона поняла меня, насколько это возможно.

– Ты знаешь, в детстве я жила половину недели с матерью, а половину – с отцом.

– Да.

– Из-за их развода я стала эстафетной палочкой, поспешно передаваемой на пороге, пока не стала достаточно взрослой, чтобы самой ездить на поездах и автобусах. Знаешь, никто меня не спрашивал, нравилось ли мне быть поделенной между ними.

– Что ж, полагаю, тебе повезло, что оба родителя хотели тебя.