Я тоже осмотрела упавшего. Мужчина был одет в темно-синий костюм из плотной, но мягкой ткани. Его куртка (рубаха, френч, ветровка – непонятно толком, что такое) была заправлена в брюки. Брюки держались на широком плетёном ремне, а снизу были заправлены в невысокие сапоги со шнуровкой.
– Никит, давай перевернём.
Вдвоём мы уложили мужчину на спину.
Путник оказался не так чтобы очень молод – в его тёмных волосах до плеч кое-где виднелись яркие седые пряди. Он был очень бледен, но почему, было пока непонятно: то ли травма его довольно серьёзна, то ли мало бывает на солнце. Скорее, второе. Ни пятен крови, ни переломов я не нашла, да и вообще ничего особенного – так, пара свежих ссадин на лбу, и всё, будто никто и не падал со стены. Вот что значит уметь лазать по отвесным стенам и правильно с них падать.
Путник уже начал моргать, когда я заканчивала его осматривать. Затем резко открыл глаза. Взгляд его был совершенно вменяемым и не сулил ничего хорошего. И точно. Неожиданно он односложно и резко рявкнул на нас.
И тут Никита что-то сказал. Не по-русски. С вопросительной интонацией.
Мужчина в ответ снова бросил короткую и совершенно непонятную фразу.
– Ник, дай воду!
Никита скинул рюкзачок и передал его мне. Я достала бутылку и протянула мужчине. Тот прищурился подозрительно и мотнул головой: мол, не надо. Видали мы таких стеснительных. Я сама свернула крышку и подала путнику уже открытую бутылку. Он слегка улыбнулся, взял, стал пить… Что ж, и таких стеснительных мы тоже видали: полбутылки как не бывало.
Пока я убирала воду обратно в рюкзак, Никита спросил у путника что-то ещё, и в ответе я ясно расслышала «Траонари».
Тогда Никита начал говорить, и на этот раз это было дольше. Он произнёс несколько фраз. В том числе прозвучало «Викан Сарма».
Путник выслушал, устало усмехнулся и принялся вставать на ноги, цепляясь за руку Никиты.
– Спроси его, как он себя чувствует? Так ведь не только ушибы-переломы, но и сотрясение нешуточное можно получить!
– Я не настолько хорошо помню родной язык, – покачал головой Никита, но всё-таки задал путнику ещё вопросы.
Мужчина прогнулся, пошевелил плечами, коснулся разбитого лба и улыбнулся мне, сказав что-то.
– Благодарит тебя за сочувствие. Говорит, что справится с этим сам, – перевёл Никита.
Они поговорили ещё, и в этот раз больше говорил путник, а Никита слушал, напряжённо щурясь. Из непонятной вязи довольно красивого на слух языка мне удалось разобрать только «Райда Эбера». Затем путник отвесил Никите короткий и чёткий поклон-кивок и, повернувшись ко мне, протянул руку ладонью вверх. Я попыталась подать ему ладонь ребром, как для рукопожатия, но он перевернул её тыльной стороной вверх и низко склонился, словно целуя. Но не поцеловал, нет. Даже не коснулся. Последовал такой же поклон-кивок, и мужчина, старательно скрывая, что сильно прихрамывает, побрёл к двери. Он потянул за толстую ручку-кольцо и шагнул наружу, едва дверь с тяжёлым скрипом отворилась.
– И что же это было? – не надеясь на ответ, произнесла я, разглядывая свою ритуально поцелованную руку.
– Это, Ладка, был земляк, – пояснил Никита. – Аристократ из Траонари. Ты не смущайся, у аристократов так принято.
– Что ты ему сказал?
– Сказать-то я ему сказал… Я сказал, что направляюсь к родственникам в Траонари, отца упомянул. Человек из знатного рода, который постоянно пользуется портальными башнями, просто обязан знать имя Викана Сармы. Отец в молодости был известен исследованиями в этой области, все путники сейчас пользуются его методиками. Но я не думаю, что этот парень мне поверил. И вообще, мне кажется, он принял нас за банальных попрошаек.
– Почему за попрошаек-то?
– Потому что на лесных бандитов, даже начинающих, мы с тобой точно не тянем, – засмеялся Никита. – Мы в его глазах – что-то вроде привокзальных цыганят, которые встречают приезжих и клянчат деньги. Я его спросил, не знает ли он способа добраться отсюда до Траонари бесплатно, а он ответил, что способа такого он не знает, а денег для нас у него нет, но если мы с тобой осмелимся прийти на ближайшую транспортную станцию и попросим записать услугу на счёт господина Ариаса, то сможем уехать в один конец.
– Что значит – если осмелимся?
– Мошенники и профессиональные попрошайки обычно осторожны и просят помощи только деньгами. Другое им не нужно. Кажется, он уверен, что мы не воспользуемся его кредитом на транспортной станции. Но, как честный человек, он предложил помощь за наше – твоё, в основном – искреннее участие.
– А мы?..
– Ты даже не представляешь, какой я нынче смелый, – хмуро отозвался Никита. – Господин Ариас сильно удивится… Ну, что ж, надо идти, пожалуй. И… ты уж не забудь, Ладка, что ты мне недавно пообещала.
– Что я пообещала?
– Что послушаешься, если я велю тебе уйти и не вмешиваться.
– Погоди-ка… Не обещала я такого! – возмутилась я. – Нечего меня дурить – у меня пока память хорошая. Речь шла о критической ситуации, а не о том, чтобы я убегала прочь по твоему хотению.
Никита тяжело вздохнул, зажмурился и покачал головой: