— Мои дети никому не мешают, — цежу, сделав несколько шагов к нему, чтобы играющие и увлеченные конструктором близнецы не услышали.
— Чего всполошилась, спрашивается, — закатывает он глаза, а затем смотрит на кого-то в коридоре. — Глафира!
Перевожу взгляд на детей и вижу на их моськах счастье и ликование, впервые за несколько дней. И решаю, что можно для разнообразия и не следовать правилам этого дома. В конце концов, это мои дети, и только я имею право решать, стоит ли им потворствовать. Пусть играют.
— Звали, господин Дюран? — раздается вдруг сзади женский голос.
— Да, присмотрите за детьми, Глафира, — говорит ей Олег и тянет меня за локоть на выход.
Надо же, господин Дюран…
— Мы сейчас сядем со всеми за стол, Ева, — поучает, пока мы спускаемся по лестнице. — Будь благоразумна и не позорь меня. Договорились?
Меня снова берет злость. Резко вырываю руку из его захвата, продолжая путь сама.
— За собой лучше следи, муженек, — добавляю последнее слово ехидно, намекая, что этот статус с ним ненадолго.
Слышу, как сзади пыхтит Олег, но знаю, что на первом этаже он больше не посмеет ко мне прикоснуться или сказать лишнее неуместное слово. Чувствует, что я могу устроить скандал, а ему это невыгодно, ведь покажет остальным членам семьи, что внутри нашей не всё ладно. А он же так сильно хочет понравиться моему отцу…
— Как всегда, опаздываете, — недовольно бурчит отец, восседая во главе стола.
Все уже на месте. Милана сидит с прямой спиной, будто палку проглотила, мама кудахчет над нервным, как обычно, отцом. Давид же не сводит с меня своего пронзительного взгляда, от которого хочется то ли сбежать, то ли продлить мгновение и раствориться в нем…
— Секунда в секунду, — парирую я и сажусь на свое обычное место.
— Где дети? — игнорирует мой ответ отец и задает вопрос.
— Они играют, потом отдельно позавтракают, — в голосе моем звучит твердая нотка, не предполагающая споров или возражений, но ему на это плевать, он продолжает гнуть свою линию.
— Ева, я всё детство закладывал в вас с сестрой фундамент: выполнение обязательств, запрет на поблажки и слабости. А что ты сейчас делаешь, позволь узнать? — приподнятые в недовольстве брови, складки у напряженных губ.
Голос его строг, тверд и непреклонен. Но и я больше не робкая девочка, трясущаяся от таких нравоучений.
— Они маленькие, в этом доме для них нет никаких радостей и игр, так что позволь мне самой решать, что лучше для моих детей.
Вижу, как в удивлении вытягиваются лица матери и сестры от моих слов.
— Сейчас они будут играть, а позавтракают позже. А теперь, раз мы выяснили этот вопрос, мы можем приступить к завтраку, о, хозяин этого дома?
Состояние у меня в данный момент такое, что даже я сама в шоке от того, какой яд слышен в моем голосе. Но, раздраконенная с утра пораньше Олегом, я уже не могу остановить движение своего негодования и злости, скопленной за эти две недели внутри с избытком.
— Не дерзи и не ерничай, — поджимает отец губы, но касательно детей больше комментариев не вставляет.
— Как их отец, с Евой я согласен, — вдруг вставляет свои пять копеек Давид. — Мальчики еще малы, и в этом возрасте должны играть в игры. Детство должно быть детством, Лев.
Оттого, что он вступается за меня и поддерживает мое решение, в груди теплеет, но я боюсь показать хоть какие-то чувства по отношению к Горскому, поэтому просто молча внимаю разговору.
— Отец детей тот, кто их воспитывает, — тягучим голосом добавляет Олег, смотря в упор на Горского.
Тот переводит на него взор, происходит битва взглядов. Вот только не Олегу конкурировать с тяжестью морального давления и силой духа с Давидом, так что муж мой первым отводит глаза. Но он был бы не он, если бы не вставил очередной комментарий.
— Как там говорится? У семи нянек дитя без глаза? Ха-ха, — произносит в шутливой манере, пытаясь оставить именно за собой последнее слово. — Мы так пацанов тягать будем туда-сюда за здрасьте. Надо выбрать одну методику воспитания. И тут я согласен с тем, что дисциплина важна. Лев Германович прав, иначе не мужики из них вырастут, а бабы.
Закатываю глаза и даже не смотрю на мужа. Только он мог сказать подобную ахинею.
— Давайте молча позавтракаем, — говорит мама, прикасаясь тыльной стороной ладони к лицу, — от ваших споров у меня разболелась голова!
— Вы правы, мама, давайте поедим в спокойной обстановке, — вдруг удивляет всех и меня в том числе Олег.
— Да будет тебе, Олежек, — отмахивается та от него, — просто Стефания, только так, мне будет приятно. — А затем смотрит на нас и наклоняется вперед. — Представляешь, твой муж, Ева, такой молодец. Он позвонил работникам, которые приехали и прочистили затор в бассейне. А я уж думала, что никогда до этого руки не дойдут. Отцу ведь некогда, конечно же. А я ничего в этом не понимаю.
Кокетливо хлопает ресницами, льстиво улыбается, манерно прикладывая руку к груди. Такое ощущение, что, будь она помоложе, захомутала бы моего мужа.
— Не стоит, Стефания, мне было несложно, — кривляется рядом Олег, в голосе такое удовольствие, что я закатываю мысленно глаза.