Двойная тайна от мужа сестры

Так комично это выглядит. Олег сияет от счастья и улыбается, довольный очередной победой. Его глаза как будто говорят: «Ну, посмотрите, и что бы вы без меня делали?»

— Да уж, — впервые за весь завтрак говорит Милана, вид у нее болезненный и лихорадочный. — Мы бы без него прям пропали.

— Милана! — тихо, но жестко осаждает ее Давид.

Остальные же и вовсе не обращают внимания на их перепалку. Я тоже стараюсь шибко не пялиться в ту сторону, хотя часто чувствую на себе горячий взгляд Давида, который словно готов проделать во мне дыру.

— Мальчики очень любят плавать, они к этому привыкли, — говорит очевидное Олег. — Они скучают без моря. Я старался для своих сыновей.

Так вот оно что! Догадываюсь я о его мотивах, когда он делает упор на этом слове, посматривая на Давида, который сжимает крепко вилку, а ножом, кажется, готов проткнуть Олегу глаз.

Мужчины сидят напротив друг друга. К счастью, при желании могу не видеть Давида, сидя за матерью, ведь всячески избегаю разговоров с ним. Не могу смотреть ему в глаза. Находиться с ним в одном помещении невыносимо. Скорее бы уехать!

За завтраком, который напоминает поминки, мы сидим, уткнувшись в свои тарелки. Ведем разговоры ни о чем, так продолжается уже две недели. Даже не верится, что мы ругались так рьяно. Теперь кажется, что все затаились и что-то планируют, как будто полководцы перед великим боем.

Я никому не доверяю и ни с кем не хочу разговаривать, нахожу как можно больше занятий с детьми и провожу всё время вместе с ними. К счастью, остальные постоянно в разъездах, кроме отца, который половину дня проводит в кабинете, работая удаленно, а другую половину — в своей комнате, с ворчанием принимая лечение от Гольцмана. Капельницы, таблетки, даже массаж.

Обычный, ничем не примечательный завтрак. Если только не знать, что все друг другу враги, хранят секреты и планируют военные действия. Вот только молчание это пугает. Каждый кидает на остальных враждебные взгляды. Чувствую, как обстановка за столом накаляется, поэтому хватаюсь за последние слова, как за соломинку, чтобы сбежать.

— Бассейн? Отлично, тогда мы поплаваем сегодня, — радостно поднимаюсь и бегу в свою комнату, не боясь показаться невежливой, потому что сидеть и улыбаться своим мерзким родственникам невыносимо.

Спешу в сторону спальни и выдыхаю, только оказавшись внутри комнаты.

— Всё в порядке? — спрашивает меня прищурившись Глафира.

И я выпрямляюсь, понимая, что в этом доме союзников нет. Глафира — работница моей матери и тут же доложит ей обо всем, что услышит или заметит, так что стоит с ней быть осторожной.

— Да, просто отлично. — И чтобы перевести тему, не заостряя ее внимание на себе, говорю смотрящим на меня близнецам: — Так, дети, готовим плавки, сегодня мы будем плавать в бассейне. Вы же хотели развлечений? Значит, будут.

Смотрю на них с улыбкой и теплотой.

— Ура! Ура! — подрываются они с места, облепляют меня с двух сторон, задавая кучу вопросов.

А какой бассейн, а глубоко или нет, кто еще будет, и так далее.

— Всё, всё. — Не знаю, что им ответить, ведь сама там ни разу не была. — Том, Гектор, скоро сами увидите, не балуйтесь. Но сначала покушать.

— А прямо там можно? Бутеры! Картошку фри! Лимонад! — вопят в два голоса, и я соглашаюсь, лишь бы они не шумели.

Ребятишки, довольные предстоящим плаванием, убегают собираться, а я чувствую, как в горле пересохло, киваю Глафире, чтобы и дальше присматривала за ними, а сама спускаюсь на кухню, чтобы взять лимонад и перекус. Не обращаю внимания на чужие голоса, а зря.

Вдруг застываю в дверном проеме. На кухне сидят Давид с Миланой, они снова разговаривают. Дежавю. Черт! Ясно, что застала их в процессе диалога, и они меня, как назло, заметили, так что уже нет смысла поворачивать назад. Прохожу мимо и невозмутимо открываю холодильник. Беру лимонад и поворачиваюсь к ним спиной, идя обратно. Вот только спокойно уйти мне не дают. Сестра демонстрирует свое превосходство. Как обычно.

— Опять втихушку подслушиваешь?

До чего же мерзкий и ехидный голос у нее, и как я раньше этого не замечала? А ведь когда-то мы дружили, я прикрывала все ее проделки, была буфером между ею и родителями, ко мне бежала Милана со всеми горестями и несчастьями, пока я не сбежала, а она не смогла мне этого простить.

— Больно надо, — фыркаю и иду на выход.

— А ты не уходи. Облегчу тебе задачу, — добавляет она вслед, заставляя меня остановиться в дверном проеме. — У нас с Давидом, чтоб ты знала, всё в порядке. Мы заберем нашу девочку из приюта. И скоро все узнают, что именно она и только она — наследница акций. А не твои дети. По датам всё сходится. Моя дочь родилась раньше.

Я медленно поворачиваюсь, окидывая ее презрительным взглядом.

— Неужели акции — это всё, что тебя волнует? — холодно спрашиваю, застав ее врасплох. И продолжаю добивать ее: — Мать, отказавшаяся от своего ребенка, вдруг неожиданно воспылала любовью? Или меркантильно хочет денег? Отличная тема для заголовков СМИ, не находишь?

Ни Милана, ни Давид не ожидали от меня таких ужасных слов. Сейчас мне уже и самой стыдно, что давлю на больное, но как иначе?