Двойная тайна от мужа сестры

Согласно киваю, я действительно рада, что его матери лучше, как и надеялся Давид, и при поддержке семьи она учится жить заново. Надеюсь, моя свекровь придет в себя.

— Ты с нами?

От вопроса Горского я застываю в ступоре.

— Нет, не сегодня, — качаю отрицательно головой, ведь мне безумно стыдно перед этой женщиной. Она стала такой из-за моего отца, убившего ее мужа. А я же… Я — дочь убийцы…

— Не думай об этом, — садится Давид рядом со мной и притискивает к себе, поглаживая успокаивающими жестами по спине. — Ты не виновата в деяниях своего отца. Никто из нас не виноват, так что лучше завари себе чай и отдохни. Мы с детьми скоро вернемся.

Киваю, а затем он отстраняется. Я следую его совету и отдыхаю, глядя на экран телевизора. Раздумываю о том, что теперь делать дальше. Больше я не намерена сидеть на шее ни одного мужчины. Пора действительно заняться собой и обеспечить подушку безопасности в случае очередных проблем. Составляю план, тщательно записывая каждый пункт в блокнотик. Как вдруг раздается звонок Давида.

— Вы уже подъезжаете? — спрашиваю радостно, с ликованием жду их возвращения.

Всё же быть одной в доме грустно и одиноко. Вот только ответом мне служит тишина.

— Дети пропали, — тяжелый голос Горского раздается глухо, будто он говорит со дна моря.

— Как это? — выдыхаю, резко вставая с дивана.

Мечусь из стороны в сторону, не зная, что делать. Быстро одеваюсь, слышу, как Давид что-то объясняет органам правопорядка.

— Перезвоню, — говорит он и отключается.

Сколько бы я ни набирала его номер, в ответ слышу только длинные гудки. Не мешкая, беру такси и еду к нему. Дергаюсь при каждом шорохе и стучу ногой по полу машины.

— Можно быстрее? — нервозно говорю водителю, на что он ускоряется.

А когда мы подъезжаем, вижу несколько полицейских машин и самого Давида. Плачу таксисту и выбегаю навстречу мужчине. Он ловит меня на подходе и сжимает в объятиях.

— Где они? Где мои мальчики? — кручу головой по сторонам, по щекам текут слезы бессилия, внутри меня пустота.

— Ева! Послушай, — встряхивает меня Давид, заставляя взглянуть на себя. — Сейчас важно сохранять самообладание.

— Почему ты не смотрел за ними? — бью его кулаками по груди, не в силах вынести эту ношу.

Как же так? Почему именно мои близнецы?

— Я отошел на пару минут переговорить с врачом, — виновато отводит глаза.

Он хочет еще что-то сказать, но в этот момент нас окликает один из полицейских.

— Господин Горский! Можно вас на минуту?

— Говорите и мне, я — мать! — истерично кричу.

Руки мои дрожат, боюсь услышать нечто ужасное, ведь сердце мое не на месте. Мужчина дожидается кивка Давида и только потом говорит.

— По камерам видно, что детей увела молодая женщина в возрасте до тридцати. Смотрите, — протягивает нам планшет и показывает на экран. — Вы не узнаете ее? Дети не сопротивлялись, словно знают ее.

Мы с Горским впиваемся взглядами в видео, переглядываемся.

— Милана, — говорим одновременно.

— Это ваша знакомая? — вопросительно произносит мужчина, смотря на нас с Горским.

— Это моя сестра, — сиплю я, прикрывая пальцами горло.

— О, видимо, вам стоит ей позвонить, возможно… — полицейский не договаривает, так как Давид перебивает его резкими словами.

— Милана — пациент данной клиники, так что дети в большой опасности, — напряженный голос наполнен злостью, руки сжаты в кулаки.

— Есть идеи, куда она могла увезти детей? — переводит взгляды с меня на Горского.

Я судорожно вспоминаю все места, где бы она могла быть, но мы не общались с ней последние годы, аккурат после моего отъезда и перестали, так что нынешнюю Милану я и вовсе не знаю. И не представляю, куда она могла пойти. Давид тоже качает головой. Впрочем, я и не удивлена. Судя по их отношениям, он о ней знает даже меньше меня.

— А ваши родители? Может, у них есть предположения? — снова спрашивает полицейский.

Осекаюсь, ведь отец в тюрьме, а мама… Разве она поможет? Смотрю на Давида, он хмурится, но берет телефон и набирает знакомый номер. Вот только после непродолжительного разговора возвращается злой, стискивает кулаки. По виду понимаю, что мать ничего не сказала. Что ж, видимо, придется пойти с тяжелой артиллерией. Набираю Стефанию и жду ответа на свой звонок.

— Я уже сказала Давиду, что ничего не знаю, не старайтесь! — отвечает мне, словно злобная фурия.

Я выжидаю, слушая ее дальнейшую тираду о том, какие мы твари неблагодарные, что бедная Милана, ее девочка, вынуждена была жить с этим монстром Давидом, променявшим ее на замухрышку, то есть меня.

— Я отдам тебе всю дедову коллекцию картин, — иду ва-банк, зная, какую тягу она имеет к этой части наследства.

— Это… — чуть ли не задыхается, а затем берет себя в руки и говорит: — Помнишь, у моего отца был домик в деревне? В последние дни перед клиникой она часто вспоминала тот дом. Я не уверена, но вполне возможно, что…

— Спасибо, — выдыхаю, благодарная за помощь.

— Даже если я не права, ты же сдержишь слово? Я ведь помогла, — говорит заискивающим тоном, отчего я скриплю зубами.