Двойная жизнь Алисы

Третья причина (я сказала, что не люблю Маляку по двум причинам, но это были лишь основные причины): Маляка — сплетница. У нее всегда есть «кое-что уж-жасно интересное, я только тебе, а ты никому». Я часто встречаю Маляку у общих знакомых: она цепко держит меня за руку, жарко шепчет с горящими желтым светом глазами, посреди рассказа о других любит мимоходом сказать гадость обо мне. Но приходится ее слушать: мне интересно Малякино «уж-жасно интересное».

Почему встреча с Малякой оказалась Невероятным Мистическим Совпадением в ряду других мистических совпадений? Потому что Маляка знает всех.

— А я ее знаю! — заявила Маляка, и глаза ее знакомо загорелись желтым светом. — Она такая… ну, такая…

— Кто? — Я оглянулась в поисках знакомых.

— Ну, она… Такая, ну, знаешь… ну, такая!..

Маляка всегда была косноязычной. Сплетнице плохо быть косноязычной, но Маляка сначала нукает, а потом ничего, расходится. Строчит, как пулемет: «тыжепонима-аешь» и «насамделе».

— Господи, да Алиса! Алиса Порет. Я когда в Москве училась, у нее бывала… Она была такая… такая… такой осколок истории. Ну, знаешь, люди из того мира, они совсем другие!.. Принадлежала к определенному кругу. Дружила со всеми. Гордилась, что дружила со всеми. Говорила: «Хармс и Введенский были нашими основными подругами». КАК это звучит сегодня?! Типа «Толстой и Достоевский были нашими основными подругами»… Ты знаешь, что у нее был роман с Хармсом?

С Малякой что хорошо: о тех, кого нет, она говорит, как будто они есть и у них все «уж-жасно интересно». Это обнадеживает: как будто никто не умер, наша жизнь сейчас — продолжение ленинградской жизни тогда, и потом еще будет жизнь продолжаться. Не то чтобы я надеюсь, что после моей смерти обо мне станут сплетничать, но вдруг? Я ведь художница, у меня есть неплохие работы… может, и будут.

— Мы, студенты, ее обожали… Нам, конечно, повезло — прикоснулись к истории. Тыжепонима-аешь, она была такая… другой мир, знаешь?.. Вдруг возьмет и расскажет историю про Хармса, — представь, про Хармса! Как будто это не Хармс, а просто какой-то там любовник. Острый язык у нее был, мы умирали от смеха. Но знаешь, смеялись, но чувствовали — вот где культура-то, другой мир совсем… А дома у нее!.. Дом у нее был такой… ну, прямо как в Европе. Насамделе, представь, восьмидесятые, совок — везде серванты, а у нее как в Европе!.. Прямо воздух другой! И вообще…

Если опустить все Малякины «прямо», «такая» и «вообще», я узнала, что студенткой Маляка бывала в доме Алисы Порет. Алису Порет студенты обожали. Прийти к ней в гости было как будто в живой музей: она смешно рассказывала о своих знаменитых друзьях в жанре «анекдоты из жизни великих людей». В доме было очень красиво и продуманно, все в тон: кухня розовая, скатерть розовая, салфетки розовые, чуть ли не унитаз розовый… даже зажигалка розовая… Я вот даже не помню, чтобы были розовые зажигалки.

— Алиса была такая, как будто старости не существует, — косметика, каблуки, идеально одета, — дама. Но знаешь, насамделе она была некрасивая, просто умела себя подать… Ну совершенно как ты!.. Я всегда так и говорю: не все умеют природу замаскировать, а ты умеешь… Не благодари, я же твоя лучшая подруга.

Она правда думает, что мы подруги?.. С Малякой так всегда: она исподволь больно кусает, мне бы уйти, но не могу: интересно и хочется узнать, что дальше. Сейчас у меня была цель — узнать о разрезанной картине, а Маляка чует интригу, как кот сметану, и с горящими желтым светом глазами все, что знает, расскажет… Что будет, если я сейчас скажу Маляке «у меня есть кое-что уж-жасно интересное, я только тебе, а ты никому» и открою ей, что читаю записки человека, знавшего Алису Порет и Хармса, и что эти записки — мои, и бесследно исчезнувшая часть знаменитой картины — моя? Маляка сию минуту пригласит сюда прессу и завладеет их вниманием как моя лучшая подруга.

— Алиса Порет упоминала Татьяну Глебову, художницу, с которой они в тридцатые годы вместе жили?

— О-оо! — оживилась Маляка. — О-оо… Глебова была красавица! Така-ая красавица! Конечно, я все о ней знаю. Глебова с Алисой вместе жили. Невероятная красавица и дурнушка! В одной квартире! Никто не знает, почему поссорились, но понятно же, что из-за мужчины. Поссорились, разъехались и больше никогда не общались. А ведь такие были подруги, на одном холсте рисовали. Мы-то с тобой уж на что подруги, и то не могли бы на одном холсте! Заметь, они прямо как мы с тобой, красавица и дурнушка! Но мы с тобой не поссорились из-за мужчины, потому что мне было на него плевать.

Я?! На одном холсте с Малякой?! Лучше я с орангутангом на одном холсте буду рисовать.

— Алиса, когда рассказывала о том времени, о Глебовой никогда ни одного плохого слова, она была умная и хитрая, как лисица, на тебя похожа, — продолжала Маляка, — а Глебова об Алисе никогда ни слова. Я так думаю. Я-то Глебову не знала, даже никогда не видела.

С Малякой что хорошо: она не врет. Говорит честно: все о Глебовой знаю, но Глебову не знаю.