Двойная жизнь Алисы

Заметьте, что ее главный муж тоже был «хорошим мальчиком» (ей было легко с нормальными-безопасными-милыми-тихими), и то, что он ее оставил, не делает его «плохим мальчиком». Вы ведь понимаете, дорогая Рахиль, что «плохой мальчик» может быть очень хорошим человеком, а «хороший мальчик» может оказаться плохим человеком, поступать подло? Это как с собакой: укусит она или нет, ее порода не поменяется, она так и останется тем, кем была, — пуделем или овчаркой.

Вы спросите, как защитить себя, если даже хороший мальчик может обидеть, — что же нам тогда делать? Рисовать.

Дорогая Рахиль, мы заранее не знаем, что окажется в жизни главным. В конце жизни Алиса пишет, что Arcade Martin и Хокусавна пришли к ней во сне, усталые, печальные, в пыли, не согласились войти отдохнуть… Arcade Martin сказал «нам долго нельзя», и они ушли. Пишет, что в другом мире в первую очередь хотела бы встретить Arcade Martin и Хокусавну. Получается, это самое хорошее, что у нее было?

…А я бы хотела встретить папу. Потом Братца Кролика, затем остальных (кроме бухгалтерши, ее я бы не хотела там видеть).

Чтобы не заканчивать на грустной ноте, скажу, что после хорошего мальчика будет плохой, очень плохой мальчик. Это значит, что в следующий раз будет про секс. Про страсть.

Страсть, как дикий зверь, помчалась за Алисой, настигла (хоть и поздно, по современным меркам) и вцепилась в нее когтями.

Дневник Рахили

Самый-то ужас моего положения в том, что я открыта всем ветрам: мама в любой момент может войти и увидеть, что я делаю. Например, как я ерзаю и извиваюсь, пытаясь всеми подвижными частями тела придвинуть к себе то, что лежит под матрацем… (паспорт, деньги, хотя бы прабабкины письма, а магический листок с желанием и свеча мне больше не нужны — меня ведь уже ПРИГЛАСИЛИ!).

Вчера она вошла тихо, как мышь, когда я шарила под матрацем, стараясь нащупать что-нибудь из своих сокровищ, и спросила: «ЧТО ТЫ ТАМ ИЩЕШЬ?» Мне пришлось спешно выкручиваться, говорить, что училась приподниматься, уцепившись за матрац. Паспорт и деньги находятся под моей попой, заполучить их шансов нет (они мне не понадобятся раньше, чем я встану, просто хотелось посмотреть на них и убедиться, что мой план реальный, а не плод моего воображения). А вот прабабкины письма я вытащу, они находятся под моей здоровой ногой, и я, как граф Монте-Кристо, буду каждый день понемногу перемещать их к краю матраца… И через двадцать лет — письма мои!..

А сегодня она вошла, когда я говорила по телефону. Я испугалась и нажала на сброс.

— КТО ЭТО? С КЕМ ТЫ ГОВОРИШЬ? ПОЧЕМУ ТЫ СРАЗУ ПРЕКРАЩАЕШЬ РАЗГОВОР? ЧТО ЗА СЕКРЕТЫ?

Выхватила трубку, закричала: «ПОЧЕМУ ЭТОТ НОМЕР БЕЗ ИМЕНИ?! КТО ЭТО?!» — нажала повтор. Представляете?! Видели бы ее все, кто считает ее самым культурным человеком на свете! Чего она боится? Что я разговариваю с совратителем, извращенцем, похитителем, садистом, сектантом, вербовщиком? Что меня умыкнут прямо с кровати и отправят воевать в Сирию?

Нажала повтор, напряглась, слушает. Из телефона доносится Иркин голос:

— Прекрати мне названивать! Нет у меня никакого приглашения!

Номер без имени, потому что у Ирки новый телефон: родители подарили ей айфон в честь приглашения в Париж.

А приглашения нет. Ирка нервничает. Каждую минуту ждет, что курьер доставит красивый конверт. Это уже начало праздника — курьер в костюме придворного при французском дворе: парик, камзол, белые чулки, туфли с пряжками. Шпага. Сразу хочется спросить, как в «Трех мушкетерах», сколько стоила экипировка. Но мама вчера не пустила курьера ко мне, взяла у него конверт в прихожей и принесла мне со словами «какая пошлость». Я так и не узнала, какая у него шпага, из секции фехтования или из игрушечного магазина.

Ирка стесняется спросить Катю: «Почему всем есть, а мне нет? Ты вообще меня пригласила?» Ирка осталась дома ждать приглашения, соврала родителям, что горло болит, не хотела говорить, что приглашения нет. Я ее понимаю.

Всем есть, всем принесли вчера — вот мое, лежит на тумбочке, можно скосить глаза и увидеть и каждую минуту радоваться, что Катя меня пригласила. Я прямо как персонаж Бальзака, который «гордится знакомствами», выставил карточки влиятельных персон на камине, чтобы все видели… Стыдно так суетиться, даже если ты инвалид, выключенный из нормальной жизни. Но, думаю, у многих есть такие стыдные секреты.

Господи, как она меня мучает!

— Что с твоей прической?! Кто тебя подстриг? Ирка? Почему Ирка? Почему челка? Почему такая короткая?! Посмотри на себя! Куда? В зеркало, куда же еще! Зеркало лежит рядом с кроватью! Нет, ты посмотри, взять и так себя изуродовать! Как ты в школу пойдешь!

Я напомнила ей, бросив взгляд на свою ногу, что не хожу в школу из-за нее. И что, возможно, навсегда останусь инвалидом — из-за нее. Это зависит от того, как срастутся кости, если плохо, то одна нога будет короче другой. Папа сказал ей: «Если кости срастутся плохо, я тебе этого никогда не прощу», а мама промолчала (об этой сцене мне рассказал Матвей).