Двойник китайского императора

"А может быть, и не скрыл от партии?" -- поя-вилась потом спасительная мысль. Он же чисто-сердечно рассказал отцу Зухры о своей биографии, ничего не утаил, и про Инкилоб Рахимовну поведал, а Ахрор Иноятович ведь не просто коммунист, а коммунист над всеми коммунистами области, сек-ретарь обкома, участник нескольких съездов партии, депутат. Но только кто поймет Пулата Муминовича давно нет в живых всесильного Иноятова, еще ска-жут -- имел Ахрор Иноятович корыстную цель, скры-вая факт биографии Махмудова, потому что выдавал невзрачную дочь за перспективного молодого спе-циалиста, получившего образование в Москве. Се-годня он понимает, что нельзя партию отождествлять с тестем, но тогда казалось: признаться Иноятову -- значит признаться партии; думалось, он вечен, не-зыблем. Конечно, садовник знал, чей он зять, и оттого много лет молчал -- кто бы посмел бросить тень на мужа любимой дочери секретаря обкома...

Пулат Муминович не на шутку испугался: ка-залось, шла под откос вся жизнь, которую все-таки сделал сам, без Иноятова, и орден Ленина он считал заслуженно заработанным. Последние двадцать лет каракуль из его района на пушных аукционах Ев-ропы шел нарасхват, особенно цвета "сур" и "антик", а ведь это его заслуга -- он поддержал самоучку-се-лекционера Эгамбердыева и взял каракулеводство под контроль и опеку, когда кругом только о хлопке и пеклись. За валюту, за каракуль, за высокоэлитных каракулевых овцематок, что давало стране созданное им племенное хозяйство, как считал Пулат Муми-нович, представили его к высокой награде.

А теперь все находилось под угрозой. Пойти в обком и задним числом попытаться внести ясность в свою биографию -- вроде логичный ход, но Пулат Муминович знает, что это не совсем так -- изме-нилось что-то в кадровой политике за последние три года с приходом нового секретаря обкома в Заркенте. Направо и налево, словно в своем ханстве, раздает он посты и должности верным людям. Чув-ствует Пулат Муминович, что давно тот присмат-ривается к его крепкому району и не прочь бы при случае спихнуть его, да повода вроде нет, и авторитетом Махмудов пользуется у людей; донесли, что народ Купыр-Пулатом называет его. Нет, идти самому к Тилляходжаеву и объяснять давнюю ис-торию не следовало, можно было и в тюрьму уго-дить -- столько лет держал садовником бывшего со-служивца отца, расстрелянного как врага народа, да еще про золото придется рассказать -пойди докажи, что не брал из тайника Хамракула-ака ни одной монеты. А думает он так, потому что есть примеры, когда оговаривали ни в чем не повинных людей, не угодивших новому секретарю обкома.

С этого дня, радостного и горестного одновре-менно, в душе Пулата Муминовича поселился страх, ну если не страх, то пришла неуверенность -- он словно ощущал за собой догляд.

Кладовщик Рахматулла из райпотребсоюза, тихо погасив крупную растрату, продал дом и переехал с семьей в Наманган, а Хамракул-ака, живший по традиции с младшим сыном, по-прежнему работал у него в саду, но на глаза старался не попадаться, впрочем, это удавалось без особого труда: Пулат Муминович уходил рано, приходил затемно, но ра-боту садовника ощущал.

Прошло полгода, история эта начала забываться, стал он носить орден и даже привык к нему, хотя смутное предчувствие беды его не покидало. Нер-вное состояние не могло не отразиться на пове-дении, он стал раздражителен, появилась мнитель-ность: повсюду в словах и поступках окружавших его людей чудился подвох. Первой перемену в на-строении мужа заметила Миассар, но ей он объ-яснил причину переутомлением -- и правда, второй год работал без отпуска. Наверное, протянись ис-тория еще месяца два, Пулат Муминович не вы-держал бы, пошел если не в обком, то в ЦК и объяснился: как человек честный, он мучился от сложившегося положения. Понимал двойственное положение свое как руководителя и просто человека. Наверное, следовало уехать из этих мест или вообще отказаться от партийной работы по моральным при-чинам. Но что-то постоянно удерживало его от решительного поступка, парализовало волю. Мучила неопределенность судьбы садовника, если он пойдет в обком или ЦК. Ведь тот не только рассказал его тайну, но и открылся сам, и следовало отдать на-божного старика в руки правосудия за сокрытое золото, но от одной мысли, что Хамракул-ака по-падет в руки соседа Халтаева, Пулат Муминович приходил в ужас. Старик садовник назвал бы его предателем и проклял -- ведь не выдал сорок лет назад Акбар-хаджа, а сын...

Так крепко сплелось личное и государственное, долг и милосердие, что Пулат Муминович, откро-венно говоря, растерялся. Но ситуация разрядилась неожиданным образом: его пригласили в обком пар-тии на беседу с самим Тилляходжаевым. И выручил его тогда, вспоминает Пулат Муминович, начальник милиции Халтаев.

Часть III