Двойник поневоле

Кончился дождь, влажно шумела за окном листва. Промеж облаков выступила луна, окрасив землю каким-то колдовским сиреневым цветом. Первым прервал паузу Алексей:

— Когда тебе стрелку забили?

— Завтра. К одиннадцати часам вечера.

— Какой адрес в Зеленогорске? — уточнил Гоша.

— Лесная улица, дом пятнадцать.

— Придурки малолетние! — проворчал Марченко. — Одних вас отпускать — грех взять на душу!

Зайцев рассмеялся, обнял за плечи боксера. Они посидели еще полчаса, выпили по чашке кофе, прежде чем распрощаться. Стоя в дверях, Роберт кивнул на порванную штанину Зайцева:

— Извини, что так получилось…

Садясь в старенький «хёндай», Гоша оглянулся на припаркованный джип.

— Значит, показалось… — вздохнул он.

Спустя пять минут после того, как габаритные огни «хёндая» растаяли в ночной мгле, дверца внедорожника распахнулась, наружу шагнул водитель, за ним еще двое. Одна фигура, высокая, поджарая, скрылась в том же подъезде, откуда недавно вышли Гоша с Алексеем. Из подворотни шмыгнула крыса, перебежала дорогу; змеился длинный хвост грызуна, сверкнули бусинки глаз. Крыса почуяла опасность слишком поздно, тень накрыла ее со смертоносной скоростью, острые зубы, способные раздробить крепчайшие бедренные кости буйвола, сомкнулись на тельце грызуна. Крыса забилась в смертельной агонии. Приглушенный свист раздался в ночи. Хлопнула дверца, мягкий желтый свет, падающий из салона, осветил черную спину хищника.

4

Эскалатор медленно полз вниз, пассажиров было немного. Каменный барельеф в холле станции запечатлел богатыря в шлеме, с зажатым двуручным мечом в руке.

— Интересно, что в роду великого князя Александра Ярославовича отсутствовали следы русской крови, — глядя на барельеф, сказала Настя. Девушка слегка оживилась, на своего немолодого спутника смотрела с доверием и надеждой.

— Это как? — спросил Авдеев.

— На четверть половец, на четверть грек, также имелись примеси крови ясов — предков нынешних осетин, и чехов, — отчеканила Настя.

Сергей посмотрел на мускулистую шею князя, орлиный взор, устремленный вперед.

— Совсем как я! — усмехнулся он. — Интернационал!

— Все мы — дети этой земли…

Из глубин тоннеля мягко ударила волна теплого воздуха. В вагон метро садилось четыре человека — две немолодые женщины, худой паренек со свисающими шнурами наушников из ушей и болезненного вида мужчина в летнем плаще. Взгляды людей рассеянно блуждали по сторонам, соскальзывая с лиц остальных пассажиров, как капли воды со стекла, не задерживаясь надолго. Авдеев блуждал мысленно где-то очень далеко отсюда. Прокручивая в памяти рассказанную Настей историю, он пришел к парадоксальному выводу: человек нуждается в драматизме жизни и сильных отрицательных эмоциях, и если он достигает цели, не находя в ней удовлетворения, то сам себе создает драму разрушения. Поддерживать страдания трудно, требуются постоянные усилия, но соблазн велик! Драка и запой — два столпа национального счастья, поэтому люди так охотно вступают в различные войны и столкновения, — осознание близкой гибели наполняет жизнь смыслом. Он украдкой смотрел на сидящую рядом девушку. В ее внешности и правда было что-то особенное. Лучащийся свет окрашивал ее лицо, обрамленное прядями светлых с рыжеватым отливом волос. Синева глаз отличалась глубиной и яркостью, лицо дышало покоем и внутренней чистотой. Авдеев смущенно отвернулся, — он показался себе грязным, дурно пахнущим стариком на фоне юной свежести молодой женщины.

Поезд замедлил ход, полосы, проносящиеся за окном вагона, превратились в сомкнутые ряды автоматически раздвигающихся дверей.

— Приехали!

Поднявшись по эскалатору, они вышли на улицу, окунувшись в живой гул многолюдного Искровского проспекта. Шли пешком. Проходя мимо супермаркета, Сергей замедлил шаг. Прохладный зал магазина манил взор как сказочный мираж. В горле пересохло. Настя с неожиданной решительностью взяла его под руку.

— У вас кофе дома есть?

— Должен быть…

— Яйца, хлеб…

— Черт его знает?! — Авдеев с тоской смотрел на двери супермаркета.

— Вы не сможете мне помочь, Сергей, если напьетесь, — виновато улыбнулась Настя.

— Сильный аргумент! — вздохнул Сергей.

До его дома от метро было четверть часа ходьбы. Близился вечер, солнце скрылось за вершинами многоэтажных домов. Настя держала его под руку, стараясь попадать в такт ходьбы. На спортивной площадке перед зданием школы компания подростков бесцельно гоняла мяч, никто не желал становиться на ворота, отчего игра имела абсурдный характер.

Настя вздрогнула, он ощутил это по напрягшейся, как струна, ее руке.

— Что случилось? — спросил Сергей.

— Показалось…

Авдеев огляделся по сторонам, но ничего опасного не заметил.

— Присядем? — кивнул он на скамейку.

Настя села рядом с ним.

— Вы верите в Бога, Сергей? — спросила девушка, глядя на играющих детей.

Авдеев помолчал, а потом ответил:

— Меня отец в детстве водил в баню. И парил до изнеможения. Я терпел, потому что хотел нравиться ему, а однажды подурнело. Сделал вид, что все нипочем, пока голова не закружилась, едва не отключился. Отец сказал тогда, что в слабости нет ничего зазорного, каждому может стать плохо.