Двойное проникновение (double penetration) или Записки юного негодяя

Михаэла сообщила, что одна из ее подруг уехала в Англию на полугодовую стажировку, а я могу пожить в ее квартире, если оплачу аренду, до приезда хозяйки: двухкомнатная, в мансардном этаже, в Еврейском квартале, рядом со Шпанельской синагогой. Осмотр мансарды благодаря Михаэле прошел незабываемо: в совершенстве владея языком, она была так красноречива, — меня не пришлось уговаривать, когда она убедительно доказала, как хороша двуспальная кровать с ортопедическим матрасом для орального секса.

На следующее утро я туда перебрался: спальня превратилась в мой кабинет и одновременно альков любви, где я принимал Михаэлу, а в гостиной я поместил Посейдона. Модернизировал его: купил в интернет-магазине двадцать ноутбуков и соединил их в локальную сеть, превратив в подобие суперкомпьютера: на двадцать одном экране выводилась информация обо всем, что творилось в мире. Михаэле я объяснил, что слежу за главой русской службы политического сыска, который планирует меня устранить: для этого он специально приехал в Прагу.

— Ты такой важный? — искренне удивилась она, явно впечатленная тем, что на меня охотилась русская секретная служба: не каждый день увидишь врага государства, которое когда-то оккупировало твою страну. Я тут же стал для нее героем. Только одного я не знал: оказывается, в сережках Михаэлы были вмонтированы микрофоны, все наши разговоры подслушивались. Я охотился на Хомякова — а на меня охотились госпитальеры. Quis custodies ipsos custodies — кто устережет самих сторожей? Но, видимо, самые банальные истины — самые неопровержимые, раз я оказался в ситуации, когда благодаря масонам должен был доставать для них каштаны из огня: Хомяков ли задумал их обмануть или они перестали ему доверять — но решили мне не мешать; ведь, в сущности, и я был масоном, который стремился обрести бессмертие, чтобы затем уже умереть. Но об этом позже; в тот момент я ждал новостей с родины и помощи в организации убийства.

Сообщение из Сети пришло в девять утра по местному времени, у меня тогда ночевала Михаэла; я нервничал, ведь случилось мое персональное чудо, каким я должен был обратить на свою сторону Антона и Вадима. Когда в новостях пошли репортажи из Москвы, мой телефон зазвонил: первым был Вадим, ближе к полдню позвонил и Антон; я назначил им встречу на смотровой площадке над Пражским Градом. На этот раз они сидели передо мной, словно кролики перед удавом, и готовы были поверить во все, что я им скажу.

Мы расположились на открытой террасе с видом на весь город с высоты, кроме нас, вокруг были только голуби и воробьи (туристический сезон еще не настал), которые пытались воровать из пластиковых тарелок закуску к пиву с бехеровкой. Для начала я пообещал сделать апостолов сказочно богатыми, если они помогут мне. Я собирался обвинить Хомякова в убийстве Генкина; со смертью Генкина оборвется связь с Протеем, он станет неподконтрольным; таким образом, все дальнейшие действия Хомякова и масонов потеряют всякий смысл.

Мой план был таков. Антон сочинит нечто в манере покойного Бзикадзе, чтобы испугать Хомякова и заставить понервничать его охрану, а Вадим, пока я буду помогать Антону с отвлекающим маневром, ликвидирует Генкина и Ольку: теперь они оба были не только не нужны мне, но и опасны для меня. Ольку я добавил к Генкину неожиданно для самого себя: язык сам, опережая мысли, выболтал ее имя, — и, призадумавшись, я понял, что интуиция меня не подвела. Дальнейшего смысла в ее существовании я не видел: зачем нужен Аид, когда есть Посейдон, полностью интегрированный со мной. Самой же Ольке я окажу услугу, освободив от участи прожить жизнь умной, но несчастной и никому не нужной женщины, а любить ее я не только не собирался, но и не мог. Сейчас я хотел лишь одного: стать всемогущим, сделать последний шаг, чтобы наконец-то стать Богом, но другим Богом, не тем, которого распяли, а тем, кто сам готов распинать.

Задача моим помощникам понравилась, каждый из них теперь мог заняться любимым делом: мне даже страшно было представить, что из этого получится. Чтобы простимулировать их фантазию, я перевел каждому по сто тысяч евро (трастовый фонд на Каймановых островах этих списаний даже не заметил) и поставил двухнедельный срок на реализацию плана.

Через неделю я встретился с апостолами и выслушал их идеи. Что в наших людях ужасно — так это то, как они умеют тебя разочаровывать. Всем приходится заниматься самому. Оказывается, придумать эффектное преступление тоже требует таланта: видимо, у легендарного Бзикадзе талант был, а у Антона не оказалось. Его предложение задушить женщину и подвесить ее голой вверх ногами на входной двери хомяковской резиденции меня не впечатлило.

— А где кровь, а где настоящее зверство? — поинтересовался я со всей возможной иронией. Антон тут же признался, что боится крови. Тоже мне художник-убийца.