Двойное проникновение (double penetration) или Записки юного негодяя

Вадима унесло в другую крайность: он предложил распылить с радиоуправляемого дрона нервно-паралитический газ циклозарин над всей территорией вокруг дома — в идеале над всем островом — с последующим добиванием тех, кого он найдет внутри штаб-квартиры, бейсбольной битой. Эффектно, но малорационально.

— Ты прав, — охотно согласился со мной Вадим, — нужно взять не циклозарин, а заман, а вместо одного — сразу десять дронов. Эффект будет сильней.

В конце концов решили, что газ остается: им в жидком виде наполним стеклянную емкость, которую Вадим разобьет внутри, когда я помогу ему войти. Затем он проверит, все ли умерли, а Генкина или Ольку, если они еще не умрут к тому моменту, он erase: да, да, я использовал английское слово «стереть», слово «убить» мне как-то неприятно беспокоило. Я так и сказал:

— Сотри их — как недоразумение. Они всего лишь ошибки природы, мы просто восстанавливаем утраченное равновесие.

Для Антона я тоже нашел изящное решение, при этом никого не пришлось бы убивать. Он нарисует свиной кровью на входной двери круг с перевернутой пентаграммой, остатки крови выплеснет на крыльцо, сверху для дополнительной убедительности насыплет горсть свиных потрохов и положит муляж тела обезглавленного младенца, а голову его оставит у себя в руках. Когда охранники откроют входную дверь и попытаются выйти и его нейтрализовать, начнет размахивать головой младенца и кричать: «Аллах Акбар» и «Смерть всем неверным», пока его не остановит полиция. Я, когда охранники откроют входную дверь, обезврежу их и дам Вадиму завершить начатое. Но главное — заставить Хомякова выйти наружу, чтобы он остался живым и попал в новости в антураже из крови, псевдоисламиста Антона и целого дома мертвецов, которые раньше работали на него. Добавим пару килограммов героина, которые Вадим подбросит в его рабочий кабинет: этого добра я мог заказать сколько угодно на Silk Road’е, ведь платил-то я за него из тех же самых денег, что зарабатывали колумбийцы на этом сайте.

Теперь оставалось ждать возвращения Хомякова из Москвы: его туда вызвали для объяснений о совершенном теракте. Ни он, ни Басманов из службы вертикальной безопасности ничего не могли объяснить, а СВР категорически открещивалась от того, что инициировала теракт. Поэтому в конечном счете все сошлись на том, что ущерб незначительный (каких-то сорок убитых и восемьдесят раненых), а неразбериха с организацией — классическое русское головотяпство, издержки плохой межведомственной работы, необходимо и далее усиливать вертикаль власти. Хомякова задержали в Москве, судя по телефонным разговорам, и другие дела: он занимался политическим прикрытием грандиозного финансового мошенничества правительства, которое намеревалось создать супербанк на бумаге, акционировать его, выставив на IPO, а затем обанкротить, присвоив все деньги акционеров и вкладчиков. Так что ждать Хомякова в Праге до конца апреля не имело смысла.

И тут я затосковал, хотел было поиграть в убийцу: надел экзоскелет и ночью попытался задушить случайную прохожую на улице (парадоксально, но она оказалась русской), но не смог; я стоял в арке, держа ее за шею, и ничего не чувствовал. Абсолютно ничего. Одно усилие моих пальцев сломало бы ей шею. Я читал ее мысли, как свои, они бились в голове, как испуганные птицы в клетке: «Вот так по-глупому умереть в подворотне, господи, почему, господи?» — снова и снова думала она. Я ей задавал какие-то вопросы, она что-то хрипела в ответ, но я ее не слышал. Мне было обидно, обидно до слез за то, что убийцы — это обыкновенные трусы: те, кто хотят скрыть собственное отчаянное разочарование от жизни, кто утратил вкус халвы.

Говорят, Феодора, жена императора Юстиниана, была отчаянной нимфоманкой, но к старости стала фригидной: она не смогла смириться с этой мыслью и продолжала тешить свою антисексуальность чужой болью, превратившись в кровожадную садистку. Но я был другой, я был выше этого; глупо потрошить живую куклу только за то, что ты разочаровался играть в такие игрушки. Чтобы соответствовать самому себе, надо разрушить как минимум кукольный домик, в котором жила кукла. Повысить градус. Посетить последний параллельный мир.

И я решил оставить в покое эту дуреху; пусть живет, курица, и вспоминает меня всю оставшуюся жизнь. Потом в Сети на каком-то женском форуме я нашел ее исповедь о том, как она спаслась в Праге. Она считала, что я оставил ее в живых потому, что стал ее уважать за ее мужественное поведение, за то, что она мне отвечала. Ну и еще, конечно, духовный момент и Божье решение. Божье решение?! Ха, если честно, то же самое мог бы подумать и таракан, которого я не раздавил: уповать на собственную храбрость и на Господа Бога.