– Хорошо, – кивнул Царев, потом подал знак запускающему и продолжил: – Дается зажигание.
– Понял вас, дается зажигание, – отозвался Гагарин.
– Предварительная ступень.
– Понял.
– Промежуточная.
– Понял.
– Полный подъем.
– Поехали! – прозвучал сквозь грохот ракетных двигателей бодрый голос Гагарина.
За тысячи километров от Байконура в пустынном вестибюле Центра космических полетов «Маршалл» под тусклой лампочкой дежурного освещения дремал охранник.
Его сон прервал настойчивый звонок телефона. Охранник нехотя снял трубку.
– Алло! Алло! – закричали в трубке. – Это НАСА? Это из редакции газеты «Америкэн Глобал». Скажите, как вы можете прокомментировать сообщение из России?
– Вы на часы смотрели?.. – сонным голосом произнес охранник. – Пять тридцать утра… Идите к черту! В НАСА все спят!
«РУССКИЕ В КОСМОСЕ! В НАСА ВСЕ СПЯТ!» – кричал заголовок утренней газеты, лежавшей на столе директора ЦРУ.
Даллес еще раз глянул на фотографию улыбающегося Гагарина, с раздражением скомкал газету и швырнул ее в мусорное ведро.
– Сэр, на линии профессор фон Браун… – раздался голос секретаря из селектора.
Даллес не ответил.
– Сэр, профессор фон Браун… – повторил секретарь.
– Я слышал… – наконец, выдавливая из себя слова, отозвался Даллес. – Скажите… скажите, что меня нет…
И нажал кнопку «отбой».
У окна в бывшем кабинете Плужникова стоял Гудасов и наблюдал за ликующей многотысячной толпой, заполнявшей площадь Дзержинского и прилегающие улицы. Люди пели, плясали, размахивали транспарантами «Гагарину – ура!», обнимались и целовались.
– Здравствуй, Олег! – неожиданно раздался голос у него за спиной.
Гудасов обернулся.
Перед ним стоял Плужников, позади него – Олейников с Зориным, у дверей в кабинет еще пара сотрудников КГБ и Зина.
– Не может быть… – с ужасом произнес Гудасов, вглядываясь в Олейникова. – Я же видел фотографию твоего трупа!
Олейников усмехнулся.
– А вас… – Гудасов посмотрел на Плужникова, – вас уже выпустили?..
Плужников подошел к своему креслу, сдвинул на столе какие-то вещи Гудасова и спросил:
– Ты не возражаешь, я займу свое место?
– Да-да… конечно… – трясясь от страха, пролепетал Гудасов.
Плужников сел, достал из кармана сложенный листок бумаги и неторопливо развернул его.
– У меня тут ордер на твой арест, Олег… – спокойно сказал он. – Обыск дома у тебя уже прошел. Сдай, пожалуйста, табельное оружие.
Зорин с Олейниковым встали рядом с Гудасовым. Тот потянулся к телефону.
– Мне надо… я должен позвонить… – сказал Гудасов, беря в руку телефонную трубку.
– Не надо, – твердо ответил Плужников. – Егор Петрович не сможет тебе ответить. У него инсульт…
Несколькими часами ранее Сидоров по вызову Хрущева приехал в Кремль.
– Ты считаешь, это козни Романского?! – орал на него Хрущев, потрясая папкой. – Вот, читай! Это документы, которые нашли дома у некоего генерала Гудасова. Знаешь такого?! Вот! Это документы, а не козни!
– Гудасов – большой мерзавец… – попытался вставить Сидоров.
– Мерзавец?! – сжал кулаки Хрущев. – Да ты еще больший мерзавец! Вот! Это про то, что ты в Ленинграде натворил, про Кубина, вот… Помнишь Кубина? Вот его блокнот! Читай! Он тоже мерзавец? А это что? А это – про сынка твоего, про валютные махинации… Ты у меня все вспомнишь! Я многое прощал, у нас в Кремле ангелов нет, но…
Хрущев не выдержал, схватил со стола тяжелую мраморную пепельницу и со всей силы швырнул ее в Сидорова. Пепельница ударилась об стенку в полуметре от его головы и рассыпалась на мелкие осколки. Сидоров даже не шевельнулся, он в оцепенении смотрел на Хрущева.
– Уходи… – обессилев, опустился в кресло Хрущев. – Вон. Глаза б мои тебя не видели.
Сидоров встал и на ватных ногах вышел из кабинета Хрущева.
Через полчаса лимузин доставил Сидорова на дачу.
Еле ступая, он с трудом поднялся по парадной лестнице и вошел внутрь особняка.
– Добрый день, Егор Петрович! – бросилась к нему горничная.
Сидоров не ответил.
Медленно поднялся на второй этаж, вошел в кабинет.
Из-за неприкрытой двери за ним наблюдала горничная.
Сидоров сел в кресло.
Машинально налил из графина воды в стакан… дрожащей рукой поднес его к губам… пальцы разжались… стакан упал на пол… брызнули осколки… Сидоров дернулся и замер.
– Врача! Срочно врача! – раздался истеричный крик горничной.
– Правда, перед тем как его разбил инсульт, – продолжил Плужников, глядя на Гудасова, – говорят, он успел сказать, что «ты – большой мерзавец». И это единственное, в чем наши мнения совпадают.
Зорин сделал шаг к Гудасову и вынул из его кобуры пистолет.
Гудасов сник, положил телефонную трубку.
– Он сам, сам – большой мерзавец! – скороговоркой залепетал он. – Я все расскажу. И про «Ленинградское дело», и про то, по чьему указанию был расстрелян генерал Кубин. Это же он меня попросил выкрасть донесения из дела Олейникова… Он! Это он хотел вас подставить, Павел Михайлович… Сволочь!
– Неужели ты думаешь, мы сами этого не знаем? – остановил его Плужников.
Гудасов разрыдался. К нему подошла Зина и, бросив презрительный взгляд, влепила ему пощечину.