Двойной без сахара

Думаешь, не пролезу? Пролезу! Шон поспешил за мой и взял за руку, будто я не научилась с прошлого кладбища смотреть под ноги. Гулять по костям — своеобразная ирландская романтика, да и черт с ним. Шон Мур подумал об искусстве, которое нахрен никому не нужно. Кроме меня, наверное. От церкви мало чего осталось. Если бы не кладбище, можно было принять ее за развалившийся амбар — тот же серый известняк, что и на стенах вдоль дорог. Сторона алтаря сохранилась лучше всего — может плющ удерживал камни вместе? И цветы, яркие, дикие цветы, вылезавшие из ниш в стене, точно из кашпо. Я не удержалась и сделала фотографию. Она может превратиться в убийственный пейзаж аля натюрморт, если постараться. А я точно постараюсь, только сбагрю мистера Мура племянникам.

— Все, что ты видишь в Ирландии в целости и сохранности, построено с нуля, сохраняя стиль, а настоящая Ирландия, вот она… Развалилась и скоро исчезнет совсем. Вместе с языком.

— Неправда, — повторила я. — Может, и исчезнут камни, но культура — никогда. Она слишком богата на романтику. Ее будут любить везде.

— Кто кого убил первым, да? Какая романтика в «Игре престолов»? В ней только наша мерзкая история. Зрителей, о читателях ничего не скажу, влечет к экрану совсем не романтика…

— Прости, я не зритель и не читатель, потому даже не понимаю, о чем ты.

— О сексе, о чем я еще могу с тобой говорить! Но я рад, что в тебе не умерла романтика. Хотя нет, не рад. Может, в этом и заключается твоя проблема? Может, поэтому у тебя ни с кем ничего не получается?

— Шон, мы в церкви! Хватит о сексе!

Шон сделал ко мне шаг, и я не отступила — зачем бежать от неизбежного.

— Сейчас я о любви вообще-то. Может, ты подсознательно ее ищешь даже после всей этой грязи, через которую прошла ради какого-то паспорта. Неужели он того стоил? Зачем? Что он тебе дал? Жизнь под опекой стервозной мамаши и формальные отношения с самцом, потому что надо быть, как все. Куда ты придешь по этой дороге? Куда?

Я вырвала руку, но Шон схватил другую.

— Тебе никто не давал права так со мной говорить! — прорычала я. — Моя жизнь тебя не касается.

— Мне кажется, она не касается даже тебя. Она проходит мимо. Зачем ты тратишь ее на того, по кому даже не скучаешь.

— Ас чего ты взял, что я не скучаю? — Шон не ответил. Да и что он мог сказать? Он выдавал заученные красивые слова. Может, действительно читает какие-то умные книжки, раз своими мозгами ни до чего дойти не может. — С чего ты вообще решил, что понимаешь меня? Не слишком ли у тебя большое самомнение, Шон Мур, а?

Он опять не ответил, а меня прорвало.

— Я пустила тебя в свою постель, но не в жизнь. И не потому, что ты мне понравился, а потому что никого другого рядом не оказалось. Я думала, что ты это понимаешь.

— Я это прекрасно понимаю, — ответил Шон тут же, но к моему удивлению не отпустил меня. — Люди вообще подходят друг к другу случайно и остаются вместе, пока не встречают кого-то лучшего, кого раньше рядом не оказалось.

— Кара не просто бросила тебя, она ушла к другому, да? — Мне захотелось ударить побольнее, и Шон действительно дернулся. Только пальцы его не разжались. Он будто держался за меня, чтобы не упасть и выдержать мой удар. — И ты до сих пор не можешь простить ее, да? — продолжала я хлестать его словами. Пусть вспомнит, что такое бумеранг!

— Я не могу простить себя. За то, что ей пришлось искать счастье на стороне. Мы через многое прошли вместе, но через другое, более важное, она решила проходить уже без меня.

Иди ты, Шон Мур, со своей откровенностью куда подальше! У меня с памятью порядок — девка хотела от тебя ребенка, ты ее послал, а теперь ноешь, что она нашла того, кто не строил невыполнимых планов на следующую пятилетку. Дурак, может, появись у тебя ребенок в двадцать лет, ты бы за ум быстрее взялся! Я в тупик иду? Посмотри в зеркало, куда пришел ты за эти десять лет без нее? Да и с ней ты топтался на месте со стройки на стройку, и ей в конце концов надоело оттаскивать тебя от плоскогубцев и молотка. Займись собой, а потом уже учи жизни других, если тебя об этом вообще попросят. Но, кажется, дед выбил из тебя мозги, и бесполезно тебе что-то объяснять. Я буду умнее Кары, и не стану тратить на тебя даже минуты.

— Шон, хватит! Здесь не исповедальня! С этой минуты до твоего отъезда в Корк я ничего не говорю тебе. Ты ничего не говоришь мне. А после твоего возвращения мы делаем вид, что не знакомы. Ясно?

В ответ он притянул меня к себе со звериной силой, и я с трудом сумела заполучить губы обратно.

— Ты что делаешь?!

Мне хотелось врезать ему, но он зажал мои руки в тиски.

— Пытаюсь не упустить шанс поцеловать женщину в церкви. Вдруг больше никто не согласится.

Я рванулась назад и сумела разорвать кольцо его рук.

— Будешь вести себя, как монстр, никто и не согласится.

Шон усмехнулся — как давно я не видела на его лице такого цинизма.

— Сначала я должен найти ту, которой захочу надеть на палец кольцо. Надеюсь, у нее мне не придется вырывать поцелуи силой. Пошли.