Двойной без сахара

— Я не только не умею шутить по-английски, но и воспринимать чужие шутки, — сказала я, надеясь сгладить неловкость и убрать отчужденность, которая разлилась между нами вместе с заваренным Мойрой чаем. — И пока я перевожу для себя твои слова, они теряют свой изначальный смысл.

Я почти не лгала, я действительно не могла отыскать грань между его серьезностью и шутками. Шон тут же сократил между нами расстояние, взял меня за руку, но не остановился. Мы прошагали молча почти минуту, и с каждой секундой он все сильнее и сильнее сжимал мои пальцы.

— Неужто я выгляжу идиотом, способным притащиться к старухе, чтобы обсудить твои сиськи?

Я покачала головой.

— Конечно, нет.

Попытка вырвать руку провалилась.

— Лана, и все же я говорил серьезно про размер твоей груди. И если…

— Ты до сих пор желаешь ее потрогать? — почти что перебила я, чтобы казаться совершенно спокойной, хотя меня всю трясло от его наглости и моей глупости, и предстоящего разговора с Лиззи. Меня трясло, как нашкодившего подростка.

Шон улыбнулся, будто моя детская независимость проступила красными пятнами на лице.

— Нет, хотя да… Но не сейчас…

Либо Шон в очередной раз шутил, либо у меня получилось смутить невозмутимого ирландца. Или же он сам для себя еще не решил, чего на самом деле желает от меня получить.

— Я говорил про то, что размер не имеет значения… Хотя наоборот… Маленькая грудь намного удобней, когда женщина сверху, а раз мы находимся в лошадиной стране… Лана, не красней. Я сказал это лишь затем, чтобы ты перестала комплексовать. Признайся, что именно поэтому ты разозлилась на меня у Мойры?

— Нет, — отрезала я, сжав в кулак всю оставшуюся волю, чтобы поставить на место зазнавшегося идиота. — Я сказала, что это удобно. Особенно в калифорнийской жаре. Я предпочитаю носить сарафан на голое тело.

Я выдохлась и отвела глаза. Шон глядел в них слишком пристально и слишком серьезно. Как констебль, а не деревенский водопроводчик.

— Я вновь обидел тебя, так ведь?

Я качнула головой, но продолжила рассматривать зеленый пейзаж.

— Ты рисуешь чужое тело, стесняясь своего? — продолжил он серьезным голосом.

— Ты даже позировала, как сказала мисс Брукнэлл. Или в среде художников к обнаженному телу относятся иначе? Но только не говори, что никогда не играла на раздевание в юности?

— Не играла. У меня не было соответствующей компании в школе.

— Тогда это надо исправить, — Странно, что Шон не захлопал в ладоши, потому что загоревшийся в глазах огонь вернул его лет на десять назад. — Побольше виски, побольше колбасок и побольше тех, кто спокойно снимает с себя одежду. Лана, — он коснулся моего плеча достаточно твердо, заставив остановиться, потому что я уже опередила его шага на два, чтобы прекратить дурацкий разговор.

— Сейчас я говорю серьезно. Я не знаю, что принято в России, но в Ирландии мы рассказываем друг другу о том, что мы никогда не делали, и ждем, кого первым поймают на вранье.

— Тогда мне можно начать раздеваться прямо сейчас, — я пыталась удержать голос ровным. — Мне никто не поверит. Слишком плохо о нас, русских, думают.

— Ты еще не знаешь ирландцев.

Я скинула его руку и убрала с лица последний отсвет улыбки.

— Шон, хватит. Я больше не желаю обсуждать с тобой мое тело.

— Отлично. Давай тогда обсудим мое.

К его лицу улыбка приклеилась навечно.

— И про предложение Лиззи тоже забудь.

Я продолжала сжимать кулаки, чтобы выглядеть сурово.

— Отчего же? Я готов позировать для тебя. У меня достаточно свободного времени, а у тебя его мало — так проведи его с толком.

— Я с большей радостью нарисую твою собаку, как лорд Лэндсир, если ты знаешь такого.

— Не знаю, но завтра буду знать. Я дружу с гуглом, — улыбнулся Шон добро. — Только моя собака не станет лежать смирно. Она залижет тебя до смерти, и я ее не осуждаю. Людей от животных отличает лишь вынужденное сдерживание желаний.

— Шон, — я выдержала паузу, чтобы дать мистеру Муру возможность проникнуться серьезностью момента. — Давай не будем вынуждать друг друга сдерживать свои желания. Мне сейчас очень хочется ответить тебе грубо. Давай же не будем переходить грань доброжелательного хозяина и ответственного съемщика. Я обещаю ничего больше не ломать в твоем доме.

Он кивнул. На мгновение закусил губу и бросил безразлично: — You know your way!

О, да! Дорогу вдоль озера я не забуду никогда. Я встретила на ней вас, мистер Нахал!

Глава 18 "Всадница без головы"

— I'm speechless.

В отличие от медвежонка Падди, у мисс Брукнелл нашлось для меня пару слов. В тот момент, когда высох последний мазок и полотно готово предстать перед арбитром изящества, Лиззи переставала существовать. Появлялась холодная мисс Брукнэлл. Между нами вырастала стена отчуждения, и никакие ночные ласки не могли повлиять на убийственный приговор моему очередному шедевру. Портрет ирландской троицы не стал исключением, несмотря на выпитое вчера вино и последовавшее за тем перемещение в постель.