Двойной писатель

— Тут много любопытных вещей. Более тесные помещения и большие кладовые, машинки для печати деталей, слуховые аппараты и звуковые аппараты для ориентации под водой, электромеханический мозг… Черт подери, тут столько всего, я бы сам не додумался. Вы гений! Но больше всего меня поражает вот это описание: "Сердцем подводного корабля служит паровой котел, который греется от распада металла урана. Это не химическая реакция, а более глубинная реакция вещества. Я не могу вам рассказать секрет нагревателя, но он не требует кислорода, зато выделяет чудовищное количество тепла, преобразуемое в пар и затем в электричество". Почему вы это написали?!

— Вам не кажется, что открыто слишком много химических элементов для того, чтобы считать их атомы неделимыми частицами? У каждого химического элемента свои свойства, и они по разному друг с другом реагируют. Возможно, у них есть отдельные части, — втирал Лаптев.

— Смело, очень смело. Еще любопытно, что вы написали про глубоководную жизнь у подводных вулканов. И установки по изготовлению алмазов и рубинов просто поразительны, — восхищался писатель-фантаст. — Пожалуй, ваша помощь столь существенна, что я укажу, что вы соавтор романа "Двадцать тысяч лье под водой".

— Буду рад. Чем еще могу быть любезен?

— Меня беспокоит, что войны в будущем будут столь же ужасны, как в вашей книге. Вы верно сделали, что предупредили.

— То ли еще будет. Вот, я пока не решаюсь отдать в печать, но уже припас рассказ "Взрыв царь-бомбы".

Француз взял листики, где был перевод рассказа на французский, и немедля стал читать. Его лицо сначала побелело, а потом позеленело от ужаса. Жюль истово перекрестился и спросил:

— Я тут читаю строки " Бомба превратилась в огненный шар милю диаметром и температурой миллион градусов. Древний броненосец взрывной волной размазало по скалам бухты как медузу. Стена огня от взрыва достигала в высоту пятнадцать километров. Аэроплан был обожжен вспышкой, пилоты сидели как в бане. Хотя бомба взорвалась над северной оконечностью острова Северный архипелага Новая Земля, все поселки на западной части русского берега Северного Ледовитого океана были разрушены, сильно пострадал молодой город Воркута, в Архангельске выбило стекла во многих домах…" Не слишком ли ужасное описание?

— Я тоже об этом думал. Потому и не отдал в печать.

— У меня такое чувство, как будто вы не предвидите, а знаете будущее.

— Плох тот писатель, что не видит в даль времен, — загадочно ответил Толстой. — Франция стала первой страной, в которой власть стала народной. Из-за нападения Наполеона на Россию та власть закончилась. Вторым был Парагвай, но его задавили и, надо сказать, огромными силами и с трудом. События двадцатилетней давности вы без меня помните.

— Еще не все потеряно, — ответил Жюль Верн.

— Да, о чем я и написал.

Расстались писатели, донельзя довольные встречей. Жюль Верн как будто получил второе дыхание своей фантазии, Лев Толстой был искренне рад тому, что помог, да и Жюль Верн это, знаете ли, фигура.

Книга писалась бодро, в отличие от "Война и мир", приходилось мало переписывать и справлять. Лаптев очень помог в описании, собственно, эпопея была скорее его, чем Толстого. Один эпизод проверил на своих крестьянах. Было написано "Молодую певицу в центральном Доме офицеров благодарные слушатели заставили пять повторить песню "Катюша", а потом офицеры девушку качали на руках. После этого песня разлетелась по стране со скоростью звука, "Катюшу" назвали лучшей песней тридцатых годов". Не больно-то похоже было на царских офицеров, хоть Константин Иванович уверял, что царские и советские офицеры совсем разные.

Крестьяне сначала слушали молча Льва Николаевича, потом попросили повторить. Через неделю Толстой услышал "Катюшу" уже в соседней волости, когда катался на лошади.

Катков согласился напечатать роман "Промеж огненных эпох" только по личной просьбе императора, который помнил обещанное.

Кстати говоря, Александр Освободитель таки организовал переселение лишних крестьян в южную Сибирь и увеличил финансирование науки, техник и армии. Открывались казенные предприятия на Донбассе, Кривом Роге, Урале и много где еще. Милютин ввел краткие офицерские курсы в университетах вместо короткой срочной службы для призывников с высшим образованием.

Одним из ценителей нового цикла романов стал известный химик Менделеев, профессор общей химии. Но, заехав по случаю в Москву, не удержался от визита в Ясную Поляну.

— Здравствуйте, Лев Николаевич.

— И вам мое почтение, Дмитрий Иванович, светилу химии.

— Да что вы, есть и лучше меня химики.

— Ваша слава еще впереди, — похвалил писатель ученого. — Вы ведь решили радикально усовершенствовать таблицу Юлиуса Мейера?

— Да, но откуда вы знаете? — удивился Менделеев.

— Слухами земля полнится, — отшутился Толстой и попросил автограф на книгу "Органическая химия". — Думаю, вы еще станете величайшим русским химиком.