Двойной портрет

Нельзя не отметить, реприманд был сделан крайне вежливо, можно сказать, трепетно, но непреклонно. «Каждому взрослому человеку необходима свобода», — резюмировал Слава. — «Но маленькому ребенку прежде всего нужны родители, желательно внимательные и любящие».

Представляю себе, как Славик воспитывал папашу, а тот хмыкал и тяжко вздыхал в ответ. «Вырастили мормона-проповедника на мою голову!» — так супруг Миша обычно резюмировал впечатления после общения со старшим сыном. — «Жду не дождусь, когда мелкий присоединится, вот счастье будет, не правда ли?»

Гарантировать подобное качество воспитания мелкого Мики, я, увы, не смогла бы, во всяком случае, пока. Поскольку Слава Званский вырос в семье, где последовательно сменились два или три отчима, а отец, то есть Миша, появлялся редко, числился скорее фигурой мифической.

«Не попробовать ли приблизить жизнь к предложенному идеалу?» — лениво и несерьёзно мыслилось мне после уведомления пасынка Славы. Оставшиеся две недели можно посвятить увлекательному рассуждению о семье, любви и браке, просклонять и проспрягать данные категории между собой и во всех возможных аспектах. Например, отыскать направление, в котором ушла романтическая любовь в процессе нашего необременительного брака. Например, я в теории и конкретно в каждом случае признавала за супругом Мишей полную свободу, никогда ни к чему не принуждала, в результате чего семейные отношения стали превосходными.

В течение пяти лет мы постепенно стали добрыми приятелями; затем родителями маленького Мики и обитателями общего дома, где делили кров, стол и постель — когда одновременно случалось в этом доме проживать. Но, увы, если бы не Мика, то никто там, то есть здесь, проживать бы не стремился и в общем доме не задержался бы. Вот в чём вопрос, он же и ответ. Семья у нас с Мишей, если построилась, то исключительно вокруг мелкого ребенка, а взаимных отношений с каждым годом становилось меньше.

Потому что забот о себе я Мише не навязывала, понимала, что для него они сложны и обременительны. Со своей стороны могу отметить, что домашняя хозяйственная деятельность никогда не привлекала меня в качестве центра семейного и личного мироздания. Хотя я старалась по мере сил, но их тоже оставалось меньше. Однако, довольно, никому не интересны претензии, какие усталая домохозяйка сможет или захочет предъявить домашним. Не в этом дело.

Каждый из нас где-то живет и что-то ест, но как в этих неизменных и очень протяжённых процессах присутствует эфемерность, именуемая любовью? Никто, я полагаю, в точности не знает, а я меньше остальных, как говорил Сократ. Я знаю только то, что я ничего не знаю — очень утешительно оказаться в данной ученой компании, так мне думалось под шум летнего дождя и завывания ветра.

И самое главное (стыд и позор редактору с многолетним стажем!), что в собственном умственном пространстве разнородные картинки и тексты личных свершений никак не совмещались в единое понимаемое целое. А именно, как любит выражаться старый друг Отче Валя.

Получилось будто в выдержанную в единых форматах повесть о даме по имени Катя, которая выполняла свой долг (или урок), невзирая на напряг и соблазны, жила своей жизнью и старалась не обижать других… Так вот в данную книжку для назидательного чтения по недосмотру вклеились страницы из иного тома, совсем непохожие. Просто другие, по стилю, тексту и содержанию. Героиня по имени Катя там получилась совсем непохожая на себя, и тон картинок совсем иной, и вообще.

Я сидела в темноте, слушала бурю за окном и в удрученных мыслях полагала, что оба варианта действительности состоялись со мною лично, и никакой из них отмене не подлежит, по крайней мере, с моей стороны.

Как я завидовала Тамаре Добросеевой, у нее нашлись моральные силы и воля исполнить задуманное. Она сама распорядилась своей жизнью, хотя это было давно и почти неправда, как в забытом романе. Впрочем, когда я лично и совсем недавно сообщила, что канитель начинается сызнова, никаких сил у Тамары не осталось, бедняжка проехала мимо стула прямо на пол, пришлось приводить ее в чувство посредством сифона. Кто бы её понял лучше, чем я?

Однако, кое-какие надежды на Тамару у меня, разумеется, оставались, и довольно внятные. Вот она воспрянет от смешения чувств, разберётся в себе, в прошлом и настоящем, тогда вероятно, что моя роль в данной истории станет простой и прозрачной.

Возрождённая фирма «Штурман» откроет в отечестве филиал во главе с директором по имени Катя, деньги отпущены, грехи искуплены и прочая, прочая, прочая. Жизнь начнется сначала, и некая дама уже не в лиловом, то есть директор Катя, станет править бал на ниве многофигурных композиций, частного арбитража, сложных переговоров и третейского консалтинга, к чему выявились способности.