Двойной портрет

— Вновь прошу прощения, но дальше будет чуточку веселей, — посулил Паша Криворучко, и в его маленьких глазках явственно запрыгали чёртики. — Собственно говоря, наша скромная лавочка ничем таким соблазнительным никогда не занималась, мы вообще теоретики жанра. Но иногда к нам прибегают для составления комбинаций, вроде ребусов в свободное время. Также братец, если ты его помнишь, нынче в генеральских чинах пребывающий, временами сидит на шее совершенно беспардонно. У них с аналитиками, как сейчас любят выражаться, большая напряжёнка. В свое время наштамповали кучу мозгов одного отменного качества, теперь — хоть из-за границ импортируй!

— Хотелось бы думать, что это не упрёк, — холодно обронила я, потому что показалось слегка горячо по любым параметрам.

— Как раз, напротив, в оправдание себе, — любезно заверил Паша. — И с твоего разрешения продолжу. Бог с ним с Петровым-Сидоровым, у нас есть лица, более интересные. Так вот, совершенно не занимаясь скучным делом оскандалившегося Ивана Петровича, я однажды получаю окольным путем информацию совершенно фантастического содержания. Право сказать, ни глазам, ни ушам не поверилось. Братец, как я указал ранее, сидит на шее и погоняет, у него свои схемы борьбы с организованной преступностью, не совсем понятные, но на полном ходу, Бог в помощь. Представь себе, в их умозрительные начертания небесных карт и мрачные передвижения невидимых миру тел вдруг врывается некий метеор, чиркает по краешку, только искры летят, и исчезает во тьме неизвестности.

— «Как беззаконная комета в ряду расчисленных светил»? — спросила я вежливо, надо было оценить незаурядную красоту изложения. — Затем «искры гаснут на лету»?

— По части закона и высеклись искры, — охотно согласился Паша, как будто реплика была заранее предусмотрена. — Высокочтимый, пребывающий в генеральских чинах старший братец уронил личное достоинство до таких степеней, что спросил напрямую и очень грозно, представь себе, как он забылся. «Что, мол, делает, твоя бывшая Катя в такой неуместной компании?» — воскликнул он. — «Вы все, что там, с ума посходили или сами захотели половить рыбку?» У него нашлись некие неопознанные мёртвые тела, впоследствии к ним пристегнулись личности криминального жанра, возник неприличный паноптикум. Я даже обижаться не стал, но заверил бедолагу, что «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», буквально по Антону Павловичу Чехову. Любовь Борисовна веско сказала то же самое, в итоге общему другу Валентину предложили отчитаться. Что он сделал с блеском, представил доклад, составленный по принципу «бывают в жизни совпадения». Но заинтересованным лицам стало понятно, что нежелательные друзья Иван Петровича роют землю в конкретном направлении, точнее, кого они, собственно, ищут.

— Ага, это искры, которые от меня посыпались, — признала я и далее всласть пожаловалась. — Они осветили, надо думать, очень мрачную картинку. Неживой маляр на площадке снится в кошмарах по сию пору, очень получилось неприятно.

— Надо думать, что ничего в нём не было приятного, — согласился Паша. — Однако это в прошлом, мы активно соболезнуем, тётя Люба больше всех. Кстати, насчёт гонорара…

— Нет, прости меня, это лишнее, — я возразила. — Незадачи остались в прошлом, остальное прощено и забыто. Действительно, бывают в жизни совпадения, даже самые невероятные. Судьбе счетов к оплате не представишь.

(Эдак лихо меня завернуло просто на ходу, сама подивилась! Получилось, что Паша испросил аудиенцию с видом на реку, чтобы вымолить прощение за неприятности, доставленные волей случая! Просто конфетка, как он вывернется, хотела бы я знать?)

— Собственно говоря, мы так и поняли, — вновь охотно согласился Павел Петрович. — Единственный способ, которым воспитанный человек дает понять, что недоволен — это молчание. Я несколько несуразно выражаю мысль, но позволь приблизиться к делу, хорошо? Сейчас я намерен тебя повеселить, жаль, что в теории. Представь себе, какую картинку мне выслало воображение в один прекрасный день, пока ты хранила молчание, причём вполне закономерное! Надумалось, отчасти праздно, что с твоей и Божьей помощью могла сложиться забавная схемка. Если милая Катрин вникла в донельзя скучную историю с провинившимся деятелем Сидоровым — задумался я в общем и целом. После чего исчислил, что к нему лично и даже косвенно, к господину Сидорову, Катрин не приблизилась бы на километр, не того калибра фигура для разборчивой дамы. К его криминальным спутникам та же Катрин не притронулась бы и щипцами, ни за какие коврижки — это непреложно. Значит, возникло что-то третье, не правда ли?

— Как сказать, вообще-то, — на самом деле я не придумала, что сказать.