Двойной портрет

— Мерси, Отче, ты из кожи вылез вон, как библейский змей, меня всё предупреждая и предупреждая, — проговорила я, отстёгиваясь от ремня. — В задуманную фирму неясного прозвания и вправду входит задача торговли головами, но не пустыми, так что можешь особо не опасаться.

— И тебе Бог в помощь, торгуй головами на общее здоровье! — бодро ответствовал друг Валя, открывая и закрывая машинные двери.

№ 2. (И вновь от того же лица, от первого, от Кати)

Кто предупрежден, причём многократно, тот, наверное, и вооружен, если взять на веру известную пословицу на латыни и наскоро перевести. Пока я катала в голове личный перевод за неимением латыни, то моментом пересекла узкую улочку, вошла в стеклянные двери и выбрала направление под надписью «Бар». Кнопка поддалась, дверь под вывеской «Бар» отъехала, и передо мною открылось тускло, но многоцветно освещённое пространство. Там как бы предполагались витражи, но желаемый эффект достигался множеством лампочек высоко в потолке, само узкое помещение размывалось тенями. Выходило достаточно стильно, как игра света и теней в шедеврах чёрно-белого кинематографа, но с цветом, как дань концу века и, может быть, света.

Вот оно моё личное вооружение, я вступила в реальное пространство модного бара, как в некий культурный образ, и сама стала не реальной фигурой, а исполнительницей заданной роли, только я не очень поняла, какой именно. Но вскоре предстояло разобраться. Тем более что партнёр по неведомым играм восседал высоко за стойкой, сзади освещался зеркальными бликами, а сбоку его омывал белесый свет ненастного дня. Приехали, уселись, вживаемся.

Партнёр по предстоящим играм, в реальной жизни Павел Петрович Криворучко, чрезвычайно крупный чиновник администрации у власти, и по слухам, неизменный министр без портфеля, он-то уселся высоко и прочно. Как гриф на ветке в ожидании пищи, он уместился на барном стуле и выставил перед собой высокий стакан с яркой жидкостью морковного цвета.

Вид у бывшего друга Поля, как он просил себя звать много лет тому назад, соответствовал временам той самой давности, а может быть, и большей, дальше вглубь памяти и времён. Никаких деловых костюмов «от кутюр» Паша для нашего свидания не припас, чем меня изрядно порадовал.

Вхождение в роль пошло легче, когда я опознала на нём мятую тряпку с погончиками и вытертые старые джинсы. Из имиджа министра без портфеля следовало, что беседа предполагалась отменно неформальной, как бы милая встреча старинных друзей между другими важными делами.

Негустую, но отросшую шевелюру друг Поль по-старому связал в узелок на затылке, и даже представил к обозрению жиденькую бородку. Ранее она служила данному имиджу фирменным знаком, потом исчезла с глаз, теперь вновь появилась.

И что говорить, как всегда и как обычно, резкие и незавидные черты старого знакомца произвели привычное впечатление. Я на краткий миг забылась в созерцании и вникла в ужасное до дрожи впечатление, вечно производимое Пашей с первого взгляда. Что-то вроде неизбежного сравнения, типа «Дракон-оборотень!» промелькнуло на заднем плане сознания, но вмиг сплыло, нельзя же так…

На самом деле, всегда и повсюду мнимый дракон-Паша проявлял лично ко мне безмятежную терпимость, какие бы коленца я ни выкидывала. Я их и выкидывала, честно признаюсь, отчасти потому, что полагалась на его незаурядный ум и вечную терпимость. При полном знании, что позитив идёт у Паши от ума, а вовсе не от добрых чувств, их наблюдать не приходилось, я думаю, никому. Привет.

— Привет, — сказала я, приблизившись к насесту и почти невесомо умащиваясь на жердочку. — Всегда приятно тебя видеть!

— Как мило с твоей стороны, Катрин, — с дежурной изысканностью приветствовал друг Паша. — Ты вновь явилась как фея. Я, признаться, сидел и праздно размышлял в ностальгическом ключе.

— Мне тоже показалось, что мы переехали в какое-то киношное «арт нуво», — созналась я без должной точности. — Но вышло приятно.

— Мне здесь безмятежно грезилось, — подтвердил ностальгический друг Павел Петрович. — Кстати, почти золотой сон. В раннем отрочестве посещали яркие видения, что я незримо обитаю в элизиуме нездешних теней, конкретно сижу в уютном баре на углу, предположительно в Париже на Монмартре, расслабляюсь за стаканом невинного напитка, жду прелестную девушку, и наконец она является. Нынче происходит как по-писанному, не правда ли?

— Исключая Париж и вычитая добрую четверть века, — вздохнула я почти искренне. — Но за прелестную девушку отдельное мерси. Рада ею побыть, сколько возможно. А что у тебя в бокале, морковный сок?

— Извини великодушно, я совсем замечтался, — признался затейник Поль. — Кампари с оранжем, тебе то же самое?

— Если в области мечтаний такое предусмотрено, — заявила я самым хамским образом. — То, пожалуйста, того же божественного напитка! И пепельницу. Фея, увы, станет курить, если не будет отдельных возражений. Застарелые пороки требуют нежного обращения с собой.